— Ты меня вызываешь? Ты, ничтожество⁈ — лорд Лино, придерживая себя за отшибленное, с трудом встал на ноги. — Но кто ты такой? Торговчик дрянным оловом?
— Во двор! — кратко сказал Олив.
— С тобой? С возомнившим рудокопом? Не много ли чести? — презрительно, но не совсем убедительно захохотал лорд Лино.
— Действительно, при всем уважении, господин Волпи, кодекс не позволяет вам встретиться на кинжалах, — сказал кто-то из толпы. — Лорд Лино вас оскорбил, и вы имеете полное право обратиться в суд. Но не дуэль!
Ал и не заметила, как толпа вокруг стала вдвое гуще — зал наполнился потревоженными мужчинами.
— Слышишь, что говорит закон? — закрякал-засмеялся проклятый Себастио. — Убирайся-ка ты на рудники, рудокоп-коротышка.
— Вот сука! Да я тебя сейчас скамьей пришибу! — отчетливо сказал Олив.
— Господа, умерим страсти! — призвал взобравшийся на скамью герцог. — Лорд Лино вел себя недопустимо. Протрезвев, он непременно извинится и раскается. Возможно, стыдясь, он надолго покинет Дюоссу. Но дуэль⁈ Дуэль лорда и пусть уважаемого, но торговца⁈ Нет, это уж ни в какие ворота! Я не позволю так ославить Дюоссу на все побережье! Прости, дорогой Олив, понимаю твои чувства, но на дуэль у тебя нет права. Обратись в суд. Обещаю скорейшее рассмотрение жалобы.
— Жалобы⁈ Ну, уж нет! Хватит с нас судов! Здесь и сейчас! — заявил Волпи-Средний.
— Все верно! — громогласно подтвердил Волпи-Медведь. — Это оскорбление не для суда!
Толпа зашевелилась — мужчины дрейфовали в разные стороны: одни ближе к Медведю, другие к герцогу. Напуганных дам невежливо оттирали к стенам зала.
Ал понимала, что сейчас начнется не дуэль, но резня. Дело не в Себастио — его свинство едва ли кто одобряет — но кодекс и благородная честь лордов не могут допустить очевидного нарушения древней традиции. У дюосских лордов осталось не так много привилегий. Зато у них сейчас есть кинжалы. Торговцы и литейщики лишены права носить на торжествах оружие. Впрочем, они и так не уступят. Но это сколько сейчас будет трупов⁈
Тиффани сидела за диваном, прижимая к себе поднос, прибереженный в качестве последнего метательного снаряда, и зажимала себе рот. Да, сейчас визжать нельзя. Нужно говорить, а потом драться.
Поскольку помощи ждать было не от кого, леди Нооби провела пальцами по струнам китары — инструмент отозвался тревожной, но мягкой нотой. Множество глаз обратилось к ней.
— Я оскорблена, — объявила Аллиотейя. — С этим никто не может спорить. Олив Волпи мой жених и доверенное лицо. Я доверяю ему быть моей «рукой» в благородном поединке. Это тоже никто не может оспорить и запретить.
Благородная часть собрания начала переглядываться. Но сам герцог шевелил мозгами чуть побыстрее.
— Нет ли здесь ошибки? — задушевно осведомился ушастый хрыч. — Помнится, вы, леди Нооби, не изволили заверять никаких бумаг о доверительстве Оливу Волпи? По-крайней мере, через мою канцелярию такого прошения не проходило. Ошибаюсь?
— Ваша Светлость, вы меня удивляете, — Ал потрясенно сжала китару. — С каких это пор слово благородной леди, сказанное публично и во всеуслышание в обществе не менее благородных лиц, не является полноценным поручительством⁈ Закон есть закон. Или слово глорской леди недостаточно благородно звучит в Дюоссе?
— Нет, я не в этом смысле, — заверил герцог. — И вы достаточно благородны, и общество. Вон, как весь зал загадили. Но возвращаясь к глупейшему казусу с дуэлью, все же должен вас разочаровать. Кровопролитие придется отложить. У господина Волпи все равно нет при себе официального клинка. Чем он будет драться? Давайте встретимся завтра у юристов, вдумчиво обсудим, как выйти из этого сложного и щекотливого положения. Лорд Лино как раз протрезвеет. Ну какой из него сейчас дуэлянт? Все равно что барана зарезать. Собственно, лорд Лино и мозгами недалеко ушел от упомянутого животного…
— Раньше ему нужно было думать! — зашипела так и не сошедшая с дивана Гел. — Пусть кровью ответит! У меня родовой яксимэлмэ по праву крови, пусть кто посмеет оспорить. Дарю его Оливу, как родичу и названому брату. Кто осмелится возразить, благородные лорды?
В зале воцарилась тишина, было лишь слышно, как чмокает на раздавленном пирожном чья-то туфля. На Олива, Гел присутствующие смотрели осторожно и искоса — выглядели разъяренные Волпи страшновато. Ал осознала, что и на нее смотрят точно так же. И на китару… Ну да, они с китарой в этот миг тоже Волпи…
Донесся нарастающий ропот неблагородной части собрания — там требовали законного и справедливого поединка.
— Озверела Дюосса, — печально признал герцог. — И что такое с людьми творится⁈ Ни милосердия, ни снисхождения, ни уважения к традициям. Между прочим, я завтра гляну уложения, и если кто сейчас вопиюще нарушает закон, повешу на площади без разговоров. Уж не обессудьте. Эх, кровопийцы. Ну, гляньте на этого дурачка — корабль потерял, весь оплеванный, глаз заплыл, ум порастерял. А ведь капитан был не из последних. Вот жизнь… Ну зарежешь ты его, Олив, много ли в том славы и чести?