Практик

— Ты сейчас серьёзно?

— Предельно! Короста — оператор, а чем меньше наших окажется замарано в этом деле, тем лучше. Вдруг там и вовсе одни только домыслы и предположения?

Кураторы обменялась хмурыми взглядами, но дальше эту тему никто из них развивать не стал.

— Тебе, Пётр, пламенный привет от Кондрата Семёновича, — объявил Альберт Павлович с какой-то очень уж многозначительной улыбкой. — И мой тебе совет: не попадайся ему какое-то время на глаза. Едва ли он оценит твоё участие в скоропалительном замужестве старшей дочери.

— Не имею к этому никакого отношения! — отрезал я. — Это было осознанное решение Ники Кондратьевны.

Альберт Павлович рассмеялся.

— Уж будь уверен, крайним выставят именно тебя!

Георгий Иванович покачал головой и недобро усмехнулся.

— У товарища Врана и без Петра найдётся, на ком сорвать злость, — заявил он, достав из сейфа пухлую папку. — Его супруга завела роман на стороне, на угрозе предать адюльтер огласке оперативники РКВД её и завербовали. Она полагала, будто ни о чём предосудительном не сообщает, но дело на основании этих показаний состряпали на загляденье. Да ты сам посмотри!

Альберт Павлович принял у Городца папку и уставился на меня. Я отлип от дверного косяка и развёл руками.

— А кто бы её заподозрить мог?

Куратор поморщился и взялся изучать протоколы, а Георгий Иванович извлёк из сейфа ещё одну папку, кинул её на стол.

— Тебе, Пётр, тоже есть с чем ознакомиться.

Помимо номера дела и служебных отметок на картонной обложке значилось моё собственное имя, и я озадаченно потеребил завязки.

— Глянь двадцатый лист, — подсказал Городец. — Потом обсудим. И да — признаю, что касательно твоего друга я дал маху. Он не болтун, и с этим придётся что-то делать.

Часть вторая Глава 4

Под двадцатым номером в папке был подшит донос.

Ну как — донос? Скорее уж, если рассуждать беспристрастно, это было заявление неравнодушного гражданина. Но вот как раз с беспристрастностью у меня и возникли проблемы. Поводил кончиком языка по золотой коронке на месте выбитого зуба, перечитал докладную моего бывшего одноклассника, товарища и вроде как даже друга Льва Ригеля, поморщился.

— Не кривись, не кривись! — мрачно глянул на меня Городец. — Та операция до сих пор засекречена, разглашать её подробности он не имел никакого права. Надави, оцени реакцию. Жду от тебя мотивированное суждение.

— В какие сроки?

Георгий Иванович покачал головой.

— Нет сроков. Просто непонятно, когда его из больницы выпишут. Аналитики серьёзно перенапряглись, их под конец едва не достали.

Ненадолго задумавшись, я спросил:

— Я в столице остаюсь или…

— Остаёшься! — перебил Городец и кинул взгляд мне за спину.

Дремавший на диванчике Иван Богомол рассмеялся.

— Мне выйти или можно просто уши ладонями зажать?

Альберт Павлович оторвался от чтения протоколов и покачал головой.

— Всё тебе хиханьки-хаханьки! А у людей секретность!

Скуластое лицо Георгия Ивановича приобрело выражение крайнего неодобрения, но он не стал ввязываться в пикировку и вновь обратил своё внимание на меня.

— Твою группу включили в состав оперативно-розыскной бригады, — сообщил Городец. — Вечером проведу инструктаж, ознакомлю с приказом и поставлю задачи. А пока, если у товарищей, — слово это он произнёс с нескрываемой иронией, — больше нет вопросов, иди отсыпайся.

Вопросов у «товарищей» ко мне не нашлось, зато сам я спросил:

— Вы просто задачи поставите или непосредственно бригадой руководить будете?

— Узнаёшь в своё время. Всё, иди.

Прикрывая дверь, я расслышал негромкий смех Альберта Павловича и вторящего ему Вани Богомола, но что именно их так развеселило, не понял, а строить догадки на сей счёт не стал. Последовал приказу Городца, отыскал своих людей и завалился спать. Шутка ли — вторые сутки на ногах!

Городец вызвал уже после ужина, но нельзя сказать, будто всё это время я провёл в праздном безделии. С двух часов пополудни мы числились резервной группой немедленного реагирования, и пусть серьёзных инцидентов не случилось, на летучки к дежурному я ходил наравне с командирами других подразделений.

Никаких изменений занимаемый Георгием Ивановичем кабинет к вечеру не претерпел, за тем исключением, что теперь там сильно пахло табачным дымом, а пепельница оказалась забита папиросными окурками. Ну и бумаг на столе прибавилось, а сам Городец избавился от пиджака и ослабил узел галстука. Вид у него был откровенно помятый.

Впрочем, всё это я отметил только после получасового ожидания в приёмной, где на сей раз посетителей принимал молодой человек в форме поручика управления госбезопасности РКВД. Мариновали там далеко не всех: время от времени какие-то типы в штатском уверенно кивали секретарю и проходили прямиком в кабинет. Кто-то задерживался, кто-то почти сразу уходил. Что это были за персонажи, понять так и не удалось.