Практика

— Хорошо! Кли-Кли скрасит твоё одиночество. Это будет твоей первой наградой на пути нашей победы, белый чужеземец. А если ты удачлив, то она и понесёт от тебя. Ты вдохнёшь новую кровь в наши жилы, а мы продолжим свою жизнь и снесём кровавый зиккурат, навсегда похоронив в обломках жестокого Мецтли.

Вот же, счастье привалило, и подвиг, и награда, и спасение. Три в одном, но как бы не остаться здесь навсегда, вместе с их Мецтли и индейской девушкой. А то знаем мы разные сказочки, с как бы счастливым концом и жесткими реалиями. Надо же, Кли-Кли…

— Ты можешь идти отдыхать, Кли-Кли к тебе придёт позже.

— Очень мне нужна твоя Кли-Кли, тогда и Алонсо нужна какая-нибудь Кля-Кля, а то у него появятся ненужные мне вопросы, — подумал я и отправился в пещеру.

Глава 12 Сражение за Парагуана

Но Кли-Кли я так и не дождался. Видимо, ей было совсем не до меня и планы её отца не совпадали с её собственным. Впрочем, меня сейчас интересовали дела гораздо серьёзнее, чем это.

— Эрнандо, о чём вы говорили с вождём? — это были первые слова, которыми меня встретил Алонсо.

— О его дочке, Алонсо. Он предлагал тебе её в жёны, если мы поможем ему победить жрецов.

— Зачем она мне? — недоумённо спросил он, — мы и так ему поможем. Тем более, жениться на этой дикарке.

— А что ты переживаешь? Это всё равно брак не во Христе, он будет недействителен. Поматросишь индианку и бросишь!

— Сдаётся мне, Гарсия, что это тебе достался такой сомнительный приз, — прозорливо сказал Алонсо, — и ты рад быстренько отдать мне его. — Я уже чувствую, когда ты врёшь, это всё твои шутки. Когда ты находишься в опасности, из тебя прямо лезет всякое, не очень смешное. Рассказывай, о чём разговаривал с вождём, а не то я тебя немножко побью…

— Ладно, как я тебе уже говорил, он предлагал мне свою дочь.

— Ты мне сказал наоборот.

— Я просто хотел узнать, есть ли у меня конкурент. Вдруг она понравилась тебе, и ты будешь ревновать.

— Хватит, Эрнандо, прекрати молоть всякую чушь!

— Вот видишь Алонсо, ты уже злишься, а это первый признак того, что ты…

Я еле успел увернуться от огромного кулака товарища, разозлённого моими словами. Это отрезвило меня, тем более, что сказывался побочный эффект принятого вовнутрь зелья.

— Всё, успокойся, амиго, я в норме, норме, я тебе говорю, — подтвердил я свои слова повышением тона разговора и разозлённым не меньше, чем у Алонсо, видом.

— Слушай, вождь пообещал нам помощь, если мы поможем ему.

— Так давай сделаем все, что ему надо!

— А чем ты собираешься помочь ему, Алонсо, своей эбонитовой, тьфу, обсидиановой шпагой?

— Ну, у тебя же что-то есть такое, с помощью чего ты убил этого жреца на вершине пирамиды, Эрнандо?

— Есть, но это разовое средство. Против толпы воинов оно не сможет нам помочь. Два-три десятка трупов не изменят общую картину боя. У жрецов есть лунная магия, правда, она избирательна и действует, в основном, только ночью. Впрочем, я уверен, что у них есть ещё что-нибудь, про запас. Смогли же они как-то противостоять испанцам? Хотя ночью они очень сильны и пистоли и аркебузы не смогли бы помочь нам против их магии.

— И что нам делать теперь, Эрнандо?

— Вот и я хотел спросить тебя об этом, барон. Ты барон в надцатом поколении, а я чуть ли не вчера получил это звание, и вообще, я моряк, а не пехотинец. Пошуруди хорошенько в своей голове, может там завалялось что-то, и оно сможет пригодиться нам. Тактика действий, стратегия победы, стратагемы чьи-то. Ты у нас из семьи военных, а не я. В общем, придумай что-нибудь.

Алонсо завис, а с ним вместе и я. Так прошло три дня. В смысле, не в том дело, что мы зависли на три дня, а в том, что три дня мы ничего особо не делали, а только бродили по лагерю и пытались раздобыть себе хорошее оружие. Алонсо смог разжиться вполне приличным луком, из которого даже научился стрелять. Мне же достался, только лишь, железный нож, неведомым образом попавший к индейцам, да копьё, с костяным наконечником.

К исходу третьего дня, в селение, постепенно, отовсюду стали собираться воины, и в воздухе ощутимо запахло дымом предстоящего сражения, не обещавшего стать успешным, слишком мало было бойцов, а хороших из них — ещё меньше. На четвёртые сутки меня вызвал к себе вождь.

— Здравствуй, Морской Филин!

Такого прозвища я не ожидал. В зеркало я давно не смотрел, но то, что у меня уже не было крючковатого носа, я и так знал. Впрочем, после соглашения с орденом Кающихся, мне было всё равно. Но, видимо, старые грехи не пускают в рай и даже неизвестные мне индейцы почувствовали во мне что-то такое, что дало им повод обозвать меня морским филином. Лучше бы уж тогда назвали морским псом, всё-таки, это было больше в тему.

Ну, Морской Филин, пусть будет так, только, тогда уж, просто Филин, филин он и в Южной Америке филин, но вслух я лишь спросил.

— А почему Филин?

— Ты приплыл к нам морем, а другую часть твоего имени нам подсказала Луна. Мы давно владеем лунной магией, не такой, какой владеют жрецы, но и этого достаточно, чтобы иметь свои тайны.

— Ясно. Для чего ты звал меня, вождь?