Мотнув головой, я вспомнила о зажатой в руке сопилке. Поднесла ее к губам и заиграла. Стихли неведомые голоса, замерли звезды – чистой, весенней горной рекой потекла мелодия ввысь, заставив замереть и слушать.
Тело не чувствовало прохлады. Только в груди все больше и больше разгоралось пламя радости от предстоящей встречи. И вдруг – громкий звон! Сопилка выпала из рук, и из ниоткуда донеслась ласковая песня струн цимбал.
В том, кто появился перед моим взором, я далеко не сразу признала… Богдана. Он так и завис в паре метров от меня. На почти прозрачных губах – нечеловеческая улыбка, непропорционально длинные ноги чудно скрещены, руки будто играют на невидимых цимбалах. Длинные пальцы перебирают струны призрачных цимбал. Он посмотрел на меня. Глаза желтые, светящиеся – не понять, что думает.
Внезапно вспомнился рассказ Андрея Григорьевича про него: Призрачный Цимбалист забирает души мольфаров, смотрит глазами ночи, шепчет древние заклятия, катается на Луне…
Я вздрогнула. Во всем этом было что-то жуткое, страшное… и в то же время безумно притягательное. И хочется, и колется. Просто знала, что он не причинит мне вреда.
Желтые глаза прищурились, цимбалы зазвенели печально и тихо. А все же невероятный! Так бы смотрела и смотрела!
– Дина? – шепот, подхваченный ветром, полный изумления и непонимания.
– Ага, – не особо изящно ответила я. – Она самая.
Звездный свет потускнел, миг – и меня сжали в объятиях.
– Что случилось? Куда ты пропала?
Богдан смотрел на меня с тревогой, и в то же время остро чувствовалось, что он не задал еще один вопрос: «Кого убить?»
– Тш-ш-ш-ш, – шепнула я, приложив палец к его губам. – Сейчас все расскажу.
Жест подействовал, его тревога начала отступать, однако выпускать меня из объятий он не собирался.
– Тебя украл Чугайстрин! Он тебя…
М-да, кажется, насчет «подействовало» я сильно ошиблась. Пришлось успокаивающе сжать руку Богдана.
– Если хочешь узнать что-то неприличное, – произнесла я с нажимом, – то ничем, увы, порадовать не смогу.
Богдан озадаченно вздернул бровь.
– Ему вроде как мать наследника нужна. Сомневаюсь, что он тебя сюда приволок, чтобы изучить поведение карпатских белочек.
– Вообще-то ежей, – хмыкнула я. – Но оставим зверинец в покое. Чугайстрин забрал меня из универа, чтоб ненароком не вляпалась.
– Во что? – нахмурился Богдан. Что ж, в душевную доброту чугайстров он явно не верил. А зря. Если б уж Григорий Любомирович что-то хотел, то, скорее всего, уже б и сделал.
Я показала ему мосяжный перстень:
– Это оберег. К обручальным кольцам он имеет такое же отношение, как Дидько к труппе балерин.
Богдан хмыкнул:
– Ну-ну. И в чем же его гениальный план?
Я пожала плечами, пока всей правды все равно ему не скажу.
– План в том, чтобы все думали, что меня забрали силой. Никто не должен знать истинной причины.
– Я тебя покусаю, – раздраженно выдохнул он, – почему?
– Потому что злыдень, – хмыкнула я. – Потому что тоже хочет стихийных сил.
Богдан озадаченно моргнул:
– Что за бред?
Я вздохнула и пристроила голову у него на плече.
– Однажды, двадцать шесть лет назад, на Лысой горе провели один ритуал…
– Так все же? – Саша нехорошо прищурилась, прожигая взглядом сидевшего напротив Вий-Совяцкого. – Это он?
– Он? – чуть приподнятая бровь, сочувствующий взгляд, словно родная-любимая внученька обо что-то сильно стукнулась головой. – Милая моя, не могу понять, о чем ты.
Саша с трудом удержалась, чтобы не зарычать. Ну, водит за нос уже второй час. Это ж ни в какие рамки не лезет!
Видимо, чуя витающую в воздухе грозу, Бесенька лишь молча влез в Сашину сумку, нашел там котлету в тесте и деловито ее уплетал, не рискуя крутиться рядом с Вием. Саша, безусловно, все это безобразие наблюдала с особым вниманием, но шлепать маленького беспризорника сейчас было некогда. К тому же эта котлета ей не особо-то и нравилась.
– Все основатели университета – крайне уважаемые люди, – вкрадчиво произнес Вий-Совяцкий. – Подумай сама, зачем Чугайстрину рушить собственное детище?
Саша всплеснула руками:
– Опять двадцать пять! Почему именно Чугайстрин? Я не про него!
– А про кого? – Вий-Совяцкий сделал вид, что не понимает, о чем идет речь. И это после часа родственных разборок в духе «Ты все сразу знал!» – «Кто? Я?».
– Возвращаемся к началу, – ехидно произнесла Саша, – у нас есть еще Рудольф Железный, которому не то чтобы откровенно плевать на университет, но, скажем так, многозначительно индифферентно.
Вий-Совяцкий закатил глаза:
– Прошу, избавь меня от своих странных выражений.
– Они не странные, – буркнула Саша. – Но кроме этих существуют еще трое основателей университета.
Вий-Совяцкий кивнул, подтверждая и без того ясную истину:
– Разумеется, радость моя. Есть. И еще как есть. Вот, например, Екатерина Багрищенко. Прабабка одной из наших студенток. Думаю, сама догадаешься, какой именно. Хорошая женщина, с жестким нравом. Только есть одна проблема – умерла несколько лет назад.
– Пятнадцать, – буркнула Саша, прикрывая глаза и понимая, что дед сейчас опять заведет не в ту степь.