Практика по Магловедению

— Придется тебя наказать, — сказал он. — А стоп-слово и вправду забыл?

— Забыл, — сокрушенно сказал Гриндевальд.

Дамблдор покачал головой.

— Однажды это плохо кончится, мой мальчик. Я могу и увлечься, сам знаешь. Ну ладно, где Фоукс? Я пришел за ним, а не играть с тобой в игры.

Геллерт, будто ожидая этого вопроса, побледнел и повалился в шезлонг, вцепившись трясущимися пальцами в подлокотники.

— Альбус… Вот сейчас ты меня и вправду убьешь, — прошептал он и закрыл глаза, словно приговоренный к смерти.

— Что такое? — встревожился Дамблдор.

— Фоукс… Его больше нет, — выговорил Гриндевальд и зажмурился еще крепче.

— Что за чушь? Фоукс не мог погибнуть или улететь!

— Он… он прогорел окончательно, — горько вздохнул Геллерт. — Знаешь, когда у Фоукса началась трансформация, мой домовой, Гробби, увидел кучку пепла, смахнул ее на совочек — и в камин. Сам знаешь, у меня в замке — все ради общего блага, ничего не пропадает, даже крошка лишняя. Я ведь человек бедный. Гробби собирает золу для удобрений… Три дня камин топили. Вот и прогорел твой феникс начисто…

Дамблдор неожиданно опустился на траву. Его плечи затряслись, а из глаза вдруг выкатилась скупая слеза и затерялась в бороде.

— Альбу-ус, — заныл Геллерт, — ну не на-адо, я сейчас сам расплачусь! Я тебе купил другую птицу, вместо Фоукса.

— Хвост мантикоры тебе в зад! Никто не заменит мне Фоукса! — глухо простонал Дамблдор, вытирая глаза.

— Чтоб ты так плакал, когда я умру, — обиделся Гриндевальд.

— Да ты меня переживешь, подлец, — всхлипнул Альбус.

— Ты не видел, какого я тебе петуха дивного купил, — Геллерт вытянул дрожащую руку и погладил седую голову Дамблдора. — Красивей, чем твой Фоукс.

— На кой черт мне твой петух! Или это какой-нибудь вульгарный намек, Геллерт?

— Какой еще намек, Альбус. Я от чистого сердца. Петух уникальный — золотые перья, хвост радугой. Имя, правда, дурное у него — Галактус. Но, может, можно будет и к другому приучить.

— Галактус? — ошеломленно спросил Дамблдор. — Не может быть! Единственный в мире, украденный из шварцвальдского заповедника? И где ты его взял? Неужто это тоже твоих рук дело?

— Да нет, ты слишком лестного мнения о моих способностях, — вздохнул Геллерт. — Я его в Хогсмиде купил, у паренька одного, Билла. Говорит, баба одна в Германии держала петуха у себя в спальне. Он кукарекал всю ночь, мешал им в шахматы играть. Ну, она под утро уснула, а Билл этот петуха и увел. Хотел сначала шею свернуть и на холодец, а потом передумал — красивый, золотой, вот и продал его мне за пять галеонов.

— Мерлин всемогущий! Да ты знаешь, какое вознаграждение ждет того, кто найдет Галактуса? — Альбус прикусил язык, но было поздно.

— И какое? — блеснул глазками Геллерт.

— Хвост мантикоры тебе… — Альбус осекся: Геллерт отчего-то не любил это выражение. — Неважно. Петух — мой. Или верни мне Фоукса.

— Хорошо-хорошо, — торопливо сказал Гриндевальд. — Конечно, петух твой. Я так виноват перед тобой, Альбус. Я наказан? — с надеждой спросил Геллерт.

— Наказан, — милостиво согласился Альбус, поигрывая секатором.

*****

Гарри не находил себе места. Он пытался читать, честно попробовал позаниматься, но мысли разбегались, перескакивали с одного на другое, беспорядочно кружились, как мотыльки над цветами. И уж если сравнивать с мотыльками, думал Гарри, то мысли вертелись вокруг только одного цветка, по имени Северус Снейп. Гарри даже представил себе большую бледную лилию, и услужливое воображение подкинуло ему картинку: в белую лилию залетает маленький эльф и уютно устраивается внутри, обняв пестик. Мысли о пестике завели его еще дальше, — в дебри, от ботаники далекие, и сейчас в его голове завертелись две фразы, услышанные им. Обе не давали Гарри покоя, потому что казались ему взаимоисключающими. «Северус, если влюбляется, становится робкий, как ягненок», — слова Драко, и «Я никогда никого не любил», — фраза самого Северуса, — наводили Гарри на мысль, что где-то кроется ложь.

Гарри захлопнул учебник по Трансфигурации и подошел к профессору, которому вот уже час он честно пытался не мешать. То ли ковер заглушил шаги, то ли потому, что юноша был босиком, а может, профессор просто задумался, — Снейп не услышал его приближения, и Гарри с удивлением обнаружил, что тот не пишет, а сидит в кресле, уронив руки на подлокотники и прикрыв глаза.

— Северус, — Гарри обнял его за плечи и коснулся губами виска. — Я думал, ты работаешь.

— С тобой поработаешь, — пробормотал Снейп, не открывая глаз.

— Ну я же тихо сидел! Целых пятьдесят минут.

— Надо же, какая выдержка, — шевельнул бровью Северус. — А то, что ты вздыхал, сопел, чесался, шуршал и пару раз обложил матом автора учебника по Трансфигурации — это не в счет.

— Я думал, ты работаешь, а ты прислушивался! — возмутился Гарри.

— Я думал, ты занимаешься, а ты сверлил взглядом дырку мне в затылке, — насмешливо ответил Снейп.

— Северус, — Гарри уткнулся носом ему в ухо, прикусил зубами мочку и прошептал: — Ты сказал там, в Лондоне… что никогда никого не любил. Это правда?