Практика Сергея Рубцова

— Кисетик? Эта бумажка была в карманчике, в том самом, в каком лежали часы и кисетик.

— А вы не путаете? Кисетик висел на шнурке, а не лежал в карманчике. Вы сами это мне говорили.

— Так шнурочек-то петелькой за пуговицу карманчика был прихвачен. Я хотел было кисетик обратно в карманчик засунуть, а там бумажка. Гляжу, пустяковая бумажка. Тут я соблазнился, петельку с пуговицы снял и кисетик в бумажку завернул.

— Вы это хорошо помните? Товарищ Мокрышев, подумайте спокойно, вспомните все, как было. Это очень важно. Может быть, вы бумажку где-либо в другом месте взяли?

После непродолжительного молчания путеобходчик убежденно заявил:

— Все было так, как я говорю. Честное слово.

— А почему вы тогда мне об этом не сказали?

— Так ведь вы не спрашивали… — тоскливо, почти плачущим голосом отозвался Мокрышев.

— А я на ту бумажку — ноль внимания. У нас с вами о деньгах и коронке речь шла. Будь она проклята, коронка эта, на всю жизнь позор.

Трубкой завладел начальник милиции. Сергей попросил его взять у Мокрышева письменное показание о бумажке, в которую был завернут замшевый мешочек, а также поинтересовался, захоронен ли труп Смирнова. Начальник ответил, что врач Метелкин не разрешает хоронить Смирнова и затребовал вызвать для составления окончательного заключения более опытных экспертов «Сомневается в чем-то», — сказал начальник.

Когда разговор с Горной был закончен, Рубцов откинулся на спинку стула, закурил папиросу и закрыл глаза. Он призывал себя к спокойствию, но кровь гулко стучала в его висках. «Мокрышев сказал правду — рецепт найден в карманчике брюк убитого. Естественно, путеобходчик не придал значения этой бумажке. Ему казалось, что главное — паспорт, деньги, коронка».

Сергей открыл глаза и потянулся к лежавшему на столе рецепту. «Ды… Ди… Дышлов, Диков, Дичков, Дыхов? Не угадать… Но сейчас важна не сама фамилия. Что важно сейчас? Смирнов не убит. Он жив! Это он убил, он!

А я не увлекаюсь, не бросаюсь в крайности? С ума можно сойти… Спокойно! Почему же рецепт на чужое имя попал Смирнову в карманчик для часов? Ничего другого нет, только рецепт почти двухмесячной давности! Ясно— Смирнов убил кого-то, одел на него свой пиджак, обыскал карманы в брюках своей жертвы, изъял все оттуда, подсунул свои снятые с руки часы. Вон на ремешке свежий знак от пряжки — их недавно носили на руке! Он даже повесил на пуговичку сумочку с золотой коронкой, но рецепт в кармане для часов он не обнаружил. Конечно, Смирнов спешил, нервничал. Сообщить обо всем этом майору? Да, пусть смеется, пусть опровергает мои доводы. Но кого же Смирнов убил, куда делся сам? Бритоголовый пьяница? Бритоголового надо задержать? Немедленно, сейчас же!

Одной рукой листая свою записную книжку, где имелся график движения поезда, Сергей торопливо снял трубку и поспешно назвал номер кабинета Кияшко.

— Товарищ майор, вы слушаете?! Прошу, умоляю, дайте указание задержать в поезде, в котором ехал Смирнов, шестой вагон, третье купе, нижняя полка, молодого бритоголового гражданина. Фамилии не знаю. Пьяница. Его знает проводник вагона Гаврилов и начальник поезда. Это очень важно и необходимо. Убит кто-то другой… Смирнов жив! Возможно, он едет в том же поезде. Я нашел один документ… Только пусть немедленно, — через восемь часов поезд прибывает в Москву.

Сергей почти кричал в трубку хрипло и бессвязно. В ответ ему послышался голос Кияшко, грубовато-строгий, но в то же время с какими-то новыми, незнакомыми, беспокойными нотками.

— Курсант! Окно в вашей комнате закрыто? Приказываю — распахните его настежь. Сейчас я к вам зайду.

Когда Сергей открыл окно, прохладный воздух ворвался в накуренную комнату и освежил его разгоряченное лицо. Но тревога Сергея нарастала. С того момента, как он обнаружил на рецепте начальную букву фамилии «Д», в его сознании начала зреть ужасная догадка. «А что если бритоголовый пьяница не кто иной, как Смирнов? Значит, я видел Смирнова… Живого, настоящего! Видел, но даже не запомнил его лица. Если это подтвердится — мне нечего делать в органах госбезопасности. Как только после окончания практики я вернусь в училище, то сейчас же напишу рапорт с просьбой об отчислении. Не гожусь… Есть такой пункт, по которому отчисляют — «профессиональная непригодность». Что ж, я не способен к этой сложной и ответственной работе. Что ж, у меня есть своя специальность, буду работать слесарем».

Сергей сидел за столом удрученный, подавленный своими мыслями. Он не слышал даже шагов майора в соседней комнате и увидел его только тогда, когда он открыл дверь кабинета, переступив через порог.

Кияшко смотрел на Рубцова пристально, с беспокойством.

— Что здесь происходит? — сказал он недовольно, — Встать! Встряхнитесь, приведите себя в порядок, курсант!

На ходу майор сорвал со спинок стульев одежду Смирнова, бросил ее в чемодан и захлопнул крышку. Затем он открыл своим ключом шкаф, вынул оттуда начатую бутылку вина и два стакана, налил полный стакан рубинового вина для Сергея, а в свой — только на донышко.