Практика в академии (СИ)

Как и ожидалось, ничего нового я о временах образования Пустоши не узнала – и до меня уже было обследовано все вдоль и поперек. Впрочем, обследовать было особо нечего. Наш Материк тогда понес страшные потери в населении, причем в лучшей его доле. Большая часть достижений науки была потеряна безвозвратно, в мире воцарился хаос и анархия, в результате чего те немногие оставшиеся в живых маги и аристократы массово гибли в попытках сохранить мир и порядок. Темные, страшные времена, длившиеся целых три столетия. Потери в магии и науке были столь серьезными, что по некоторым оценкам, мы до сих пор не вернули тот уровень развития, который был достигнут ко дню проклятого эксперимента. В таких условиях, разумеется, мало что из описания событий дошло до наших времен. Ситуацию осложняло и то, что письменность в те времена распространена была слабо, люди общались посредством неких магических слепков, способ создания которых так и не был восстановлен в современной истории. Да и сами слепки не факт, что существовали. Возможно, мы попросту неправильно поняли те отрывочные сведения об эре до Черного Дня, что до нас все-таки дошли.

О периоде же за несколько десятков лет до и сразу после образования Пустоши и вовсе не было известно практически ничего.

К утру в сон клонило уже нестерпимо.

Взгляд бессмысленно скользил по строчкам какого-то весьма корявого автора, обожающего метафоры и пространные рассуждения. Я уж не говорю о том, что древний язык, на котором изъяснялся этот писатель, настроения тоже не добавлял. Бога ради, у меня каникулы, почему я опять читаю вот это вот все? Я еще от прошлой своей защиты курсовой не отошла!

К шести утра Эрик с Мелиссой наконец-то засобирались к себе. Хорошо, что нам всем на работу, иначе даже не знаю, сколько бы еще эти маньяки готовы были здесь просидеть.

В комнату я буквально побежала, договорившись, что следующей ночью снова присоединюсь к ним. Вообще, хотелось по-тихому устроить скандал каждому по отдельности, но рукописи древних писателей, чтобы им икалось на том свете, утомили меня настолько, что уже даже стало все равно на то, какие там у Эрика с Мелиссой отношения.

***

Следующие несколько дней были неотличимы один от другого. С утра до позднего вечера я помогала в расследовании, параллельно занимаясь реализацией парочки старых своих проектов, а по ночам сидела с Эриком и Мелиссой в библиотеке в наивной попытке найти что-то, что помогло бы раскрыть секрет Пустоши. Своими идеями жених и подруга со мной так и не поделились, но я была слишком апатично-уставшей, чтобы обращать на это внимание. Порой и вовсе возникало острое желание бросить эту глупую затею и пойти нормально выспаться. Но мешала совесть: в моей давно сложившейся картине мира близкие люди всегда решают проблемы вместе и не бросают друг друга на полпути.

Впрочем, с каждым днем меня все больше и больше мучало банальное осознание не просто бессмысленности поисков в целом, но и бессмысленности конкретно моего в них участия. Большую часть времени я скорее дремала над старыми свитками и новыми исследовательскими работами, которые Эрик доставал для меня с каким-то непоколебимым упорством. Бесило и то, что я банально не понимала, что искать.

Ди Вальта же я игнорировала практически с тем же упрямством, что и Эрик с Мелиссой игнорировали мое желание узнать их наработки. Отец еще несколько раз пытался наладить со мной контакт, но я всячески уходила от разговора, оправдываясь то одним делом, то другим. В конце концов, он осторожно заявил, что всегда будет рад поговорить со мной, если я буду готова. И отстал. Но, как и обещал, всячески демонстрировал, что он рядом – от приказов слугам доставлять мне обед на рабочее место до выполнения некоторых моих задач в моменты, когда у меня окончательно заканчивались часы в сутках. Своей помощью отец весьма доходчиво доносил, что он постоянно в курсе того, чем я занимаюсь, причем порой даже больше в курсе, чем я. Приятно, конечно, порой забыть о каком-то деле, а потом вспомнить о нем, когда оно уже само собой сделалось. Такая забота безусловно не могла не вызывать определенного теплого отклика в душе, но в то же время и весьма активно подогревала мою обиду, с которой все никак не удавалось справиться, несмотря на увещевания Эрика и Мелиссы, которые в редкие перерывы в своих исследованиях, похоже, задались целью во что бы то не стало помочь мне наладить отношения с отцом.

С королем я встреч не искала, как и он со мной. Мужчина словно и вовсе забыл о моем существовании. Я же старательно убеждала себя, что это к лучшему и что так оно и должно быть.

Через две недели такого расписания у меня окончательно начали сдавать нервы. Сидя в очередной раз в этом проклятом особом отделе библиотеки, я набиралась смелости заявить Эрику и Мелиссе о том, что дальше им лучше все-таки продолжать без меня, как вдруг взгляд зацепился за одно единственное слово в конце очередного, уже даже не знаю, какого по счету, свитка:

«…сей государь усох от горя к годовщине Черного Дня...»