Практикант[СИ]

В коридоре я понимаю, что дверь за мной бесшумно закрылась, и слабый синий свет под потолком, словно передумав угасать, чуть ожил, а еще — что я совершенно не представляю, как выглядит Уолли Оллинс. Вытряхнув из памяти знакомые, благодаря книгам по маркетингу, фамилии я нахожу лишь одну похожую — Огилви, но и это не обнадеживает: произнеси секретарша эту фамилию, я точно также застыл бы в замешательстве, ведь как выглядит Огилви, я тоже совершенно не представляю. Что не мешает мне безошибочно найти огромную, во всю дверь фотографию Уолли Оллинса, оказавшегося улыбающимся и совершенно лысым дядькой в смешных круглых очках. Моя интуиция тут не причем, просто кроме жуткой металлической с виду бабочки, вспарывающего себе живот японца, головы Шварценеггера, приделанной к обнаженному женскому телу и схемы метрополитена неидентифицированного мною города в виде заглатывающих друг друга, но многократно разрубленных, в местах расположения станций, удавов, лишь одна дверь не отличается оригинальностью, если не считать, что фотография лысого дяди в очках состоит из сплошных точек, правда разного размера.

Толком постучать в дверь я не успел — она открылась от первого же прикосновения костяшек моих пальцев.

— Самвел Арутюнович — жмет мне руку привставший с кресла Казарян и показывает на стул напротив.

Говорит он без какого–либо намека на акцент, с «е» вместо «э» в собственном имени. Да и облик его в последнюю очередь говорит о кавказском происхождении: совсем не орлиный нос картошкой, полные губы, уложенные, чуть тронутые сединой, совсем не угольные волосы и даже голубые глаза.

Присев, я чувствую прилив тошноты — весь день от волнения я морю себя голодом, а тут такое. За спиной Казаряна — целая полка, уставленная едой. Вернее, упаковками от нее — знаменитые банки супов «Campbell`s», ставшие произведениями искусства по воле сумасшедшего Уорхолла.

— Мне понравилось, — успевает сказать Казарян прежде чем по его столу начинает ползать мобильник.

Пока он, извинившись, отвечает на звонок, я держу в голове мысль, на случай, если ему придется подсказать, с чего он начал, — а именно, с того, что собирался похвалить мои работы.

— Мне понравилось, — продолжает он, положив телефон и, судя по всему, не нуждаясь в добровольном суфлере, — что у вас был опыт работы с «Агросевом». Хотя учиться вам, конечно, необходимо с нуля.

Он замолчал, а я подумал, что выбранный им тон вполне подошел бы и для сообщения об увольнении.

— Пожалуй, мы вас возьмем, — чуть теплее, словно уловив мои мысли, говорит он. — У нас как раз один из дизайнеров засобирался в Канаду.

Я понимающе кивнул, причем мысленно и себе, вспомнив о Ксюше. Если миграция из Молдавии будет идти такими же темпами, мне, пожалуй, придется в течение дня мотаться между несколькими работами, и совсем не из–за моей профессиональной ценности.

— Через месяц сможете приступить? — останавливает на мне взгляд Казарян.

— Вообще–то двух недель хватит, — вспоминаю я требования трудового кодекса в части увольнений.

— Ну и отлично, — подводит итог Казарян, — двести долларов вас устроят?

Я киваю, но, видимо, недостаточно решительно.

— У начинающих дизайнеров больше не бывает, — разводит он руками, совсем как Андрей Витальевич пять лет назад и мне впору прийти к выводу, что этот жест, видимо циркулирует как вирус в среде людей, генетически предрасположенных к бизнесу.

— Я согласен, — пожимаю плечами я, подтверждая и другую закономерность: соглашаться на сомнительное предложение — в генах неудачников. Совсем таких как я.

— Ну и отлично, — повторяет Казарян, — заканчивайте на вашей работе и милости просим к нам.

Пожимая ему руку, я смотрю мимо, на банки из–под супов. Точнее, на нижнюю, белую половину одной из них, где вместо Tomato Soup вижу почти неотличимую надпись Automat Oops.

Вернувшись из светлого кабинета Казаряна в синеватый полумрак коридора, я успеваю, прежде чем меня ослепит богатое освещение приемной, улыбнуться воспоминанию о другой надписи на банке — той, что повыше, белым на красном фоне.

Узнаваемый наклонный шрифт никто и не думал менять, поэтому мне и понадобилось несколько секунд, чтобы понять, что вместо «Campbell`s» банка украшена нелепой для банки и все же совершенно уместной для кабинета Казаряна надписью.

С первого взгляда неотличимой от оригинала надписью «Самвел`s».

13

— Чего тебе?

В другой ситуации, я наверное, не сдержался бы, хотя и без того был на взводе. Ей–богу, двинул бы прямо в испуганно просунувшуюся между дверью и косяком голову. Приложился бы от души, так чтобы одновременно в ноздрях захлюпала кровь, а затылок сочно, как спелый арбуз, хрустнул бы об косяк. Однозначно въехал бы. Если бы не одно «но»: голова, вытаращившая на меня глаза, принадлежала человеку, которого я никогда и ни при каких обстоятельствах не мог ударить. Моему отцу.

— Как ты меня нашел? — добавляет он, словно это какая–то аномалия — найти в Кишиневе человека за четыре с лишним года, а именно столько минуло с того дня, как он познакомил меня с женщиной, на которой не без гордости пообещал жениться.