Практикант[СИ]

Не решаясь изобразить на лице улыбку, я все же усмехаюсь про себя, представив, как вытянется лицо Нелли Степановны, когда она узнает, на кого я променял ее дочь.

Или, если быть справедливым, кто выбрал меня — человека, не выбравшего ее дочь.

Покраснев от гнева, директриса — к гадалке не ходи, — побледнеет, когда поймет, что и новый ее план, по постепенному выдавливанию меня из лицея, придется, как и план по выдаче замуж дочери, существенно корректировать.

А что поделать: деньги спонсора — отличное средство собственного смирения с безрассудством подчиненных.

— Вы ведь никуда не спешите? — спрашивает Албу, и я, отключив фантазию и включив зрение, вижу перед собой шлагбаум. Вернее, перед Маздой со мной на переднем сиденье, которая замирает перед этим самым — белым в красную полоску — шлагбаумом, привычно демонстрирующим покорность, которая у них, шлагбаумов, в отличие от людей, выражается не преклонением, а напротив, гордой выправкой почти перпендикулярно земле.

— Да вроде… — неуверенно бормочу я, понимая, что фраза мамаши Албу о том, что нам по пути относится к ее, а не к моим планам.

Путь этот приводит нас в подземный гараж кишиневской новостройки, шестнадцатиэтажки с дорогущими квартирами, в связи с чем, собственно, путь во двор и загораживает шлагбаум а под домом располагается длиннющий — машин на семьдесят — гараж, из которого на лифте так легко попасть прямо на свой этаж, хотя бы и шестнадцатый.

И хотя лифт поднимает нас легко и стремительно, как две пушинки, а не больше центнера живого веса, я успеваю подумать, что неплохо бы все же быть готовым отвечать на вопросы. Хотя бы во второй раз за один день.

С другой стороны, стоит ли заливать, заранее зная, что ложь выплывет в самый неожиданный момент, совсем как дерьмо перед носом купающегося в море? Врать ли о том, что наши симпатии с ее дочкой взаимны, и что лишь служебная, мать ее, этика удерживает меня от проявления сильнейших и, главное, искренних чувств к ее Сашеньке?

Неплохо бы иметь при себе подробный, со всеми плюсами и минусами, расклад, желательно заранее заученный. Меня же, пока мы с Албу заходим в ее квартиру на седьмом этаже, прошибает пот: я вспоминаю о дырке на носке, гребанном турецком носке, который, как назло, не дожидается меня дома, на полке гардероба, а вот–вот покажется во всей своей трикотажной красе, вынырнув из своего привычного транспорта — черной правой туфли.

— Разувайтесь, — показывает на пол под нами Албу, и моя выпорхнувшая, словно из клетки, надежда на ее преданность этой заграничной моде — не снимать обувь в гостях, — разбивается с лету и насмерть, совсем как канарейка о стекло.

Повозившись со шнурками, пока хозяйка не оставляет меня одного в невероятно тесной для элитного дома прихожей, я осматриваю сверху правый носок, затем, с недоумением, левый и наконец, с некоторым облегчением, нахожу проклятую дырку. На пятке все же правого носка — прекрасная, чего скрывать, развязка, если, конечно, не увлекаться, задирая ногу до стадии видимости окружающими подошвы.

Я волочу ногу, рискуя нарваться на ее сочувственное любопытство все время, пока она устраивает экскурсию по квартире. Огромной трехкомнатной квартире с двумя туалетами и кроватью с блестяще–бежевыми — не удивлюсь, если из слоновой кости — фигурками ангелов над изголовьем, на которой без труда уместились бы минимум три модели, демонстрирующие наряды для женщин с нестандартными фигурами. Нет, были, разумеется, и кожаные диваны, и кухонная подсветка, больше подходящая к внутреннему оформлению инопланетного корабля, и пушистые ковер с длинным ворсом, и футуристическая — с зеркалами разных форм — люстра в гостиной. Всех этих атрибутов беспечной жизни квартира госпожи Албу не избежала, но кровать и два туалета подкупили меня сразу — может быть, на контрасте с тесной, как будка таксофона, прихожей.

— Располагайтесь, — указывает хозяйка на диван в зале, тот, что наискось от огромного плоского телевизора на стене. Еще один диван расположен у стены напротив и если присесть на него, опираясь на левый подлокотник, голова окажется в зарослях диковинного, смахивающего на пальму растения, кадка с которым самую малость уступает в высоте боковушке дивана.

— Не обидитесь, если я покину вас минут на десять? — заранее извиняется Албу. — Посмотрите пока телевизор, — кивает она на столик между диваном и телевизором, на котором я вижу серую вазу, украшенную разноцветными квадратиками и круглешками, ворох газет и, собственно, то, ради чего хозяйка обратила мое внимание — пульт дистанционного управления.

— Спасибо! — только и отвечаю я, но она уже разворачивается и выходит из гостиной, словно боится потерять драгоценные секунды, позволяющие уложиться в обещанные мне десять минут отсутствия.