Так и модальность нашего времени, синдром бедной сиротки… и наш посредственный менталитет являются продуктом неравного симбиоза людей и воладорес. Мы чувствуем себя жертвами, потому что мы и есть жертвы, однако, вместо того чтобы ополчиться против наших господ или просто-напросто вырваться из нашей тюрьмы и сбежать, мы ведем себя, как овцы, которые даже при открытых воротах сбиваются в кучу и не покидают спасительной ограды. Ведь в глубине души мы убеждены – и это убеждение является еще одним имплантатором воладорес, – что за границами привычного мира нас ожидает злой волк, судьба, которая будет к нам еще более жестока, чем все, что мы уже испытали в нашей повседневной жизни.
И мы продолжаем браво отражать самих себя в лужице нашего ограниченного осознания и мертвой хваткой цепляемся за то, что нам еще осталось: за наше эго и «маленькие радости» привычного нам мира. Мы замыкаем себя в рамки нашей профессии, которая большинству из нас даже не доставляет удовольствия, в рамки партнерства и отношений, которые нас давно уже не удовлетворяют, в рамки представлений и воспоминаний, которые вообще не соответствуют пережитому.
…Вся широкая палитра повседневного мира служит единственной цели: убить время, не оставить нам ни одной минуты, когда мы были бы наедине с самими собой и могли бы осознать наше действительное положение.
…Такое поведение абсолютно неестественно, неприродно, если мы сравним наше социализированное поведение с поведением детей или других млекопитающих, для которых нет ничего лучшего, чем полностью погрузиться в восприятие мира и наслаждаться их простым и все же вызывающим благоговение настоящим. У них нет нашей суеты, им не нужна никакая причина, никакое действие и никакие результаты, чтобы прекрасно себя чувствовать в своем теле и в своем мире.
В квартирах старых людей, в домах престарелых, в госпиталях и больницах можно встретить особенно много воладорес, потому что здесь они находят свою любимую пищу в больших количествах. Это даже не просто сознание, а совершенно особое его качество – потому что не всякое осознание для них одинаково вкусно. Они особенно любят осознания эгомании, самосострадания, которые склонны к эмоциональным взрывам и индульгированию, в то время как трезвость и дисциплина ими презрительно отвергаются.