Прародина Русов

Итак, наши предки до того, как стать скотоводами и всадниками, были прежде всего рыболовами. Это, между прочим, подтверждается и данными лингвистики. В частности, в индоевропейском языке есть слова naHŭ- "судно, лодка", p^[h]eŭ- "плыть (о лодке)" и erH_o-/*reH- "весло, грести (веслами)" [1, с. 674–675]. В отложениях реки Оскол на глубине 10 м найдена дубовая лодка эпохи неолита [230, с. 204]. Смущает, правда, отсутствие в общеиндоевропейской лексике названий для разных видов рыбы, кроме "лосося" и, возможно, "угря". Однако это легко объяснить именно табуированностью названий рыбы, боязнью ее спугнуть: рыбаки и сейчас не любят, когда болтают на рыбалке. Вероятно, рыбу часто вообще называли некими эвфемизмами. Очень может быть, что таково происхождение славяно-балтского [247, с. 716] слова "сом": в общеиндоевропейском языке частица *som- обозначала «предельность действия, направленного к цели», отсюда, например, древнеславянское sŭnemŭ "с ним" [1, с. 360, 365]. Т. е. имелось в виду «быть с рыбой». Сравним: «в видовом составе ихтиофауны (среднестоговского поселения) Дереивки преобладали кости сома» [2, с. 141]. Такое преобладание часто сохранялось и впоследствии. Так, на скифском Савутинском городище на о. Хортица изо всех найденных костей рыб свыше 60 % принадлежали сому, прочие — белуге, осетру, сазану, щуке и др. [243, с. 109]. Впрочем, О. Шрадер, кажется, приводит общеиндоевропейские названия сома: немецкое Wels, прусское kalis, а также латинское squalus «крупная морская рыба» [284, с. 53].

Если внимательно прочитать словарь М. Фасмера, то можно предположить индоевропейское происхождение еще как минимум четырех названий рыб:

1) Карп, короп — словен. kàrp, польск. karp, литов. kárpa, латыш, kàrpa, древневерхненемецкое karpo, charpfo, латинское сагра (Кассиодор, VI в.), греч. κυπρινος, древне-индийское çarpharas «вид карпа»[259, с. 202, 334–335].

2) Карась — сербохорватское кàраш, кàрас, чешское karas, литовское karūšis, karõsas, немецкое Karausche, французское corassin, carassin, а также «особая рыба» — итальянское coracino от латинского coracīnus, греческое κορακίνος [259, с. 193].

3) Линь — украинское лiн, болгарское лин, сербохорватское линь, словенское lînj, чешское lin, польское lin, литовское lýnas, латышское linis, древнепрусское linis, древневерхненемецкое slîo, древне-английское slíw, а также греческое λινεος «морская рыба» [259, с. 498].

4) Осётр — украинское осетр, болгарское есетър, польское jesiotr, литовское ašėtras, древнепрусское esketres, древневерхненемецкое sturio, sturo, а также греческое ίκταρ «какая-то рыба», латинское exetra «змея», (первоначально некое «водное чудовище») [247, с. 158].

Также не исключено (хотя и менее вероятно) общеиндоевропейское происхождение еще ряда названий рыб. Например, белуга имела общеславянское название viz, viza, vyza, древневерхненемецкое hūso, латинское huso [279, с. 131–132]. Очень древние корни могут быть у слов «сельдь», «щука», «ёрш», «мень» и др. Сюда можно добавить также индоевропейские названия таких рыб, как окунь, язь, мень (налим), форель, пескарь, сиг, атерина, красноперка [343].

В. А. Шнирельман в книге «Возникновение производящего хозяйства» очень нехотя признает: «Можно предполагать, что прикарпатские рыболовы кое-где сами начали одомашнивать волков и кабанов… Содержание собак и свиней еще в доземледельческий период могло распространиться от Железных Ворот на Дунае до Днестра… Древнейшие поселки буго-днестровской культуры обнаружены в Северной Молдавии около города Сороки. Они датируются серединой VI тысячелетия до н. э. (по калиброванным датам — серединой VII тыс. до н. э. — И.Р.). …Буго-днестровское население с самого начала держало одомашненных свиней и собак, к которым позднее прибавился крупный рогатый скот» [149, с. 175–176]. Но он вообще отказался рассматривать вопрос о происхождении этого крупного рогатого скота, который, согласно В. М. Даниленко, был одомашнен в Приазовье еще в эпоху мезолита (который тот именовал «протонеолитом»): «На юге Украины культуры с зачатками производящего хозяйства известны также в низовьях Днепра (сурско-днепровская), в Приазовье (Каменная Могила), в Крыму (степной и горный неолит), однако они еще плохо изучены» [149, с. 177]. О коровах — ни слова!

В то же время этот же автор пишет: «Таким образом, можно уверенно судить о том, что в центральных районах Новой Гвинеи земледелие и свиноводство возникли на протяжении VII–VI тыс. до н. э. …еще до появления австронезийцев в Океании» [149, с. 144–145]. Итак, согласно В. А. Шнирельману, Украина археологически плохо изучена, в то время как Папуа Новая Гвинея изучена замечательно, и о наличии там самостоятельного центра возникновения производящего хозяйства «можно уверенно судить»…