Прародитель

Шум, вырывающийся из эфира в реальность, бился в безжалостном ритме. Какофоны вопили в унисон, и костяные стены аудиториума проминались и шли трещинами от их криков, а стоявшие рядом рабы в экстазе падали замертво. Савона закрыла глаза.

— Неплохая мелодия.

— Согласен, — ответил Олеандр и посмотрел на нее, — Ты собиралась вмешаться?

— Во что? — лениво отозвалась она.

Он перевел взгляд на Гулоса. Она рассмеялась:

— Нет, кузнец плоти. Можешь сам убить его, если хочешь. Мне же меньше забот. — Она провела когтем по его наручу, — А потом мы с тобой разрешим собственные разногласия.

— И победитель получит все, — сказал Олеандр.

Савона опять засмеялась. Этот звук резанул по ушам, как скрежет металла по металлу. Олеандру хотелось прикончить ее здесь и сейчас, но нельзя: по одному врагу за раз. Он направился к сцене.

Гулос снес голову последнему рабу и повернулся, когда Олеандр приблизился.

— Я все думал, когда ты сюда просочишься, кузнец плоти. И надо же, ты не стал прятаться за Байлом, хотя только благодаря ему пережил прогон.

Олеандр окинул взглядом первого из Узников Радости. Когда-то Гулос Палатид был красив. Он был красив и сейчас, но лишь издалека, и походил на статую, подточенную временем, измаранную бессчетными трещинами и изъянами. Его лицо могло показаться и прекрасным, и уродливым — в зависимости от угла зрения.

— Я лишь хотел засвидетельствовать тебе свое почтение, как полагается четвертому из Узников Радости, — сказал Олеандр, поднимая ладони, как в молитве.

Гулос рассмеялся:

— С чего ты взял, что ты четвертый?

— Определил методом исключения. Савона вторая. Мерикс третий, Никола недостаточно амбициозен для четвертого, а Лидоний не всегда понимает, где в данный момент находится, — ответил Олеандр, кладя руку на рукоять меча. — Не волнуйся, я не настолько глуп, чтобы добиваться позиции первого.

— Нет. Для этого тебе придется драться и с Савоной, и с Мериксом, — сказал Гулос, спускаясь с дрожащей сцены. При движении с его брони сползали куски рабов, но его это, похоже, не беспокоило, — Кстати, как Мерикс? Я видел, как ты с ним разговаривал.

— Он измотан.

Гулос фыркнул:

— Он слаб.

Олеандр отвернулся.

— Если планируешь его убить, сделай это быстро. Хотя бы это он заслужил.

— Мне кажется, или я слышу в твоем голосе жалость?

— Не жалость, а уважение. Он наш брат.

— Брат — это кто-то равный, Олеандр. У меня братьев нет, — ответил Гулос, — Когда-то были, но я их убил. Во всей Галактике мне нет подобных, а когда это предприятие закончится, я поднимусь еще выше. — Покосившись на Олеандра, он добавил: — Меня только ты беспокоишь.

— Я? — переспросил Олеандр и одновременно выхватил из ножен меч. Толпа отпрянула, освобождая пространство. Гулос уклонился от удара, прогнувшись назад так, словно у него не было костей, резко выпрямился, и его клинки устремились вперед, пока не скрестились у самого горла Олеандра.

— Ты промахнулся, — сказал Гулос, — Ты слишком медленный, апотекарий. Занимайся своими ядами и слабительными, а фехтование оставь настоящим воинам.

— Как скажешь, брат, — ответил Олеандр. Он знал, что Гулос пока не станет его убивать, а с такого близкого расстояния можно было получше рассмотреть трещины на его горжете. После веков починки и золочения керамит ослаб на спайках. Стал уязвимым. Его можно было пробить одним ударом, и если все сделать точно, смерть не заставит себя ждать.

Гулос оттолкнул его, вложил клинки в ножны и усмехнулся:

— Ты для меня — всего лишь источник раздражения, Олеандр. Никогда об этом не забывай.

— Честное слово, каждый день вспоминаю, — ответил Олеандр, продолжая размышлять об уязвимости. Годы ушли на то, чтобы убедить Гулоса в его собственном превосходстве. Первый из Узников Радости был абсолютно уверен в том, что он сильнее. Что у него нет слабостей. И Олеандру нужно было, чтобы Гулос продолжал так думать до тех пор, пока не придет время от него избавиться.

Гулос засмеялся и похлопал его по плечу:

— Продолжай в том же духе.

Олеандр проводил его взглядом. Рабы разбегались перед Гулосом, как мальки перед акулой. Даже Дети Императора отходили в сторону — не из уважения к его рангу, а чтобы не быть в зоне досягаемости его клинков. Если Мерикс был наивен и сломлен, то Гулос — надменен и опасен. Оба они были слабы, но по-своему. Из них двоих Олеандр предпочитал Мерикса.

Гулос, как и Блистательный, был частью болезни, поразившей Третий. Пока он и ему подобные будут командовать, Дети Императора останутся расколотым легионом. Годы в глуши заставили его это осознать. Око было безумно само и сводило с ума всех, кто в нем жил. Но безумие можно было приспособить под себя и даже контролировать. Для этого нужно было лишь отдать власть в правильные руки и вырезать рак, поразивший элиты.