Пращуры русичей

Гончак отбивался тяжелым топором. Пыря тоже не ударил в грязь лицом, проткнув первого нападавшего копьём, он ловко увернулся от второго и сумел при этом ранить третьего, тут удача изменила молодому дружиннику. Главарь нападавших, полностью оклемавшись от ранения, прорвался сквозь ряды и ударил молодого дружинника копьём. Упав на песок с пробитой грудью, Пыря умер мгновенно. Тяжело дыша, Гончак краем глаза выискивал в своих рядах Смагу, но парень точно испарился. Лютичи прижали высадившихся на берег к ладье, но не могли захватить само судно. Обороной ладьи руководил второй гостомыслов дружинник Кудя. Он ловко орудовал секирой, сбивая в воду одного нападавшего за другим. Конопатый усач громко кричал, но в общем шуме, Гончак не мог разобрать слов.

Протяжный гул прилетел издалека.

– Чего это?

Живой. Гончак заметил, появившегося, откуда ни возьмись, Смагу. Словно камень упал с души. Бровь рассечена, шапка съехала, в глазах блеск, бывалый охотник испытал гордость. Тем временем из-за излучины показалась большая ладья с белым парусом.

– Труба это, – пояснил Гончак.

Нападавшие на мгновение замерли, попятились.

– Отступают, – обрадовался Смага.

Лютичи отходили к лесу.

– Чего делать-то будем? И с этими сразимся? – парень указал на большой корабль.

– Погодим малость, может, не тронут.

Когда большая ладья поравнялась с кораблём новгородцев, лютичи исчезли в лесу, оставив на берегу обе лодки.

4

Несколько воинов, прыгнули на корабль, как только оба судна поравнялись. Все в коротких кольчугах, с мечами и маленькими топориками. Людей Гончака окружили.

– Сдаёмся мы!

Гончак и первым бросил топор.

Покидавших оружие новгородцев согнали в кучу. Широкоплечий воин, прогуливался вдоль берега, кольчуга, облегавшая его грудь, шуршала и переливалась, словно рыбья чешуя, на груди висела бляха с рисунком. Гончак пригляделся: птица, сокол, иль коршун. Голова воина, была гладко выбрита, и лишь черный чуб гордо развивался на ветру. В усах проглядывалась серовато-синяя проседь.

– Лютует волчье племя, – вожак незнакомцев подошёл к лежащему на песке телу, перевернул ногой. На груди мертвеца красовалась, наколотая синим, волчья голова41.

– Этих связать!

Десяток воинов подскочили к перепуганным новгородцам и принялись крутить им руки. Тех, кто попробовал сопротивляться, быстро успокоили тычками да затрещинами.

– Ну, говори? – подойдя к Гончаку, рявкнул седоусый.

– Мы послы земель новгородских, плывём по поручению князя нашего, а эти, – Гончак указал на мёртвеца, – на нас первые напали. Благодарность прими, воин, за спасение…

Бритоголовый захохотал, не дав договорить.

– А с чего ты взял, что у нас вам лучше будет, чем у лютичей? Отвезу вас на торг, продам вместе с одёжей да потрохами! Всё что в походе взято, то добыча.

– Прав ты, воин. Понимаю, – выдохнул Гончак. – За тобой нынче сила, а значит, и волю твою принять нам придётся, только… Позволь хотя бы узнать. Кто нас пленил?

Губы бритоголового воина дёрнулись, в глазах сверкнул хитрый огонёк.

– Вижу, чужие вы тут, – Усач расправил плечи, подбоченился и ткнул пальцем в корабль. – Гляди чужестранец, видишь лик божий?

Гончак уставился на белое полотнище, служившее так вовремя нагрянувшему кораблю, парусом. Вышитый на белом золотыми нитями лик красовался на ветру: четырёхглавое существо с человечьими чертами, грозно глядело из-под приопущенных бровей. Гончак оглянулся на своих, разглядел взволнованное лицо Смаги и повернулся к седоусому незнакомцу.

– Божий? – переспросил новгородский посланец.

Седоусый хмыкнул.

– Узрел, чужак. Так запомни Святовита лик. По нему нас и отличают. Видал, как эти – мужчина кивнул в сторону сбежавших лютичей – драпали, точно зайцы, хоть и волками себя кличут.

Стоявшие за спиной седоусого воины довольно ухмылялись.

– Мы витязи арконские, – продолжил седоусый. – Всяк, кто по Варяжскому морю ходит, бога нашего или чтит, или признаёт, а значит остерегается и дань нам платить. Мы тут хозяева!

– Русы, говоришь? – Гончак принялся тереть бороду.

Седоусый нахмурился. Стоящие поблизости воины невольно напряглись. Гончак огляделся. Суровые мужские лица, все бритые, с хохлами.

– Так не до вас ли мы плывём?

Брови вожака руссов поползли вверх. Гончак продолжил:

– Мстивой, князь бодричей, сказывал, что ходят в водах здешних вои-варяги бесстрашные: русами их кличут. Нет, тех воинов, храбрей и умелей. Поклоняются они богу четырёхглавому. И есть среди них три брата, одного с нашим князем роду-семени: княжны Умилы сыны.

Седоусый ещё больше насупился. Подался вперёд, руку на меч наложил, да тут же опомнился.

– Зачем тебе дети Умилины? Правду говори, не хитри. Шкуру свою, купчина, спасти надеешься. Зря! Не с теми ты шутки такие шутить вздумал, мы…

Но Гончак не испугался, повернулся к своим, подмигнул Смаге и улыбнулся в усы.

– Похоже нашли мы тех, кого искали. Бьём тебе поклон воин-рус. От земли новгородской, да от князя нашего Гостомысла везем мы тем варягам просьбу-подношение. Князь наш стар да немощен, все сыны его да дочери умерли, так и повелел он призвать внуков своих на княженье в наши земли. Скажи же имя своё.