К раненному подошли двое, молодой русоволосый витязь, в меховой шапке и кольчуге и широкоплечий суровый рус лет сорока с огромной бляхой на груди. Мужчина не одел ни шапки, ни шлема, и поэтому его чёрный чуб гордо развивался на ветру. Воин что-то негромко сказал носильщикам и те поспешали опустить раненного на землю. Судя по тому, как носильщики исполняли его приказы, этот человек и являлся главным вождём всех захватчиков.
Даньша не расслышал слов широкоплечего, но зато смог разглядеть лицо человека лежавшего на носилках. Судя по одёжде и длинной бороде, раненый был не из руссов. Грузный и плосколицый, он более походил на матёрого новгородского купчину, нежели на одного из поджарых воинов варягов. Даньша вытянул шею, прислушался к разговору, но ветер доносил до юноши лишь обрывки слов.
– Кто же это такой? – снова пробурчал худощавый трель, в самое ухо Даньше, – И не нурман вроде, да и не рус, а чести, точно конунгу.
Даньша уже начал было терять к происходящему интерес, но вдруг знакомый до боли голос заставил парня напрячься.
– Озар! Гончак! Посмотри сюда! – крикнул кто-то из толпы, – Это я, узнаёшь?
Раненый приподнял голову. Он смотрел на пленных помутнённым взором, оба руса тоже оглянулись. Раненый прищурил глаза и протянул руку в направлении кричавшего, приподнялся, и, упал, потеряв сознание.
Только сейчас Даньша разглядел в кучке пленников, прибывших последними, того, кто назвал раненного по имени.
– Надо же, выжил, – усмехнулся молодой кузнец.
На Даньшу из толпы так же, не скрывая своего удивления, смотрел его старый знакомый Лейв.
6
В тесной, плохо протопленной комнатке, на высоких кроватях, укрытые толстыми покрывалами из шкур лежали двое. Два человека, два представителя разных народов, различные по своему положению и роду занятий. Но сейчас их объединяло одно, каждый из них доживал свои последние часы на этой земле.
Меч Скегги нанёс Рауду смертельную рану, но дыхание старого викинга всё ещё было слышно, он постанывал и хрипел. Сосед нурмана Гончак, также дышал с трудом. Обломок стрелы, по прежнему торчал в его груди. Опытные воины, принесшие новгородца в дом, понимая, что тот больше не жилец, решили не извлекать древка, что бы не дать истечь кровью. Так они пытались продлить умирающему жизнь.
Нарушив общую тишину дверь домика со скрипом отворилась, и в комнату вошли Рюрик и оба его брата. Трувор и Синеус задержались на пороге, пропуская старшего вперёд. Вождь руссов неспешно подошёл к нурману. Рауд, услышав присутствие людей открыл глаза, лицо его искривила слабая улыбка.
– Я нашёл таки то, что искал, – губы умирающего подрагивали. – Смерть от меча, вот о чём должен мечтать настоящий викинг, не важно конунг он или обычный хирдман.
Рюрик кивнул в ответ.
– Ты наскоящий конунг, мой сын будет гордиться своим дедом.
– Да, я буду пировать за столами Вальхаллы и смотреть сверху как мои потомки будут править завоёванными тобой землями. Я не ошибся в выборе мужа для дочери.
Довольный конунг вздохнул с облегчением, но, вдруг, словно вспомнив что-то, добавил. – Ведь я не ошибся, верно? – в голосе Рауда послышалась тревога.
– Если ты имеешь ввиду моё обещание, то я о нём не забыл. Наш общий родич, сын Витослава, уже плывёт к твоему фиорду. Олег станет для моего сына и твоего внука достойным защитником и учителем. Он позаботится о ребёнке, пока я буду добывать своё княжество. Я не забываю своих обещаний.
– Хорошо, это очень хорошо, я всегда верил в тебя, – старик, по-видимому, успокоился. – Ах да, тот человек, который разыскивал тебя всё это время, – Рауд указал на соседнее ложе, – Иди к нему, он что-то хотел сказать. Мне тяжело говорить, я должен подготовиться к дороге.
– Тебя похоронят по вашим обычаям, как настоящего конунга, я обещаю.
Блаженная улыбка появилась на лице старого нурмана, он закрыл глаза, Рюрик тем временем приблизился к Гончаку. Увидев, что новгородец пришёл в сознание предводитель руссов произнёс.
– Ты хотел меня видеть, ильменский посол, я пришёл.
Гончак приподнялся на локтях, огляделся, было видно, что каждое движение приносит ему муки.
– Ты не забыл обо мне, – умирающий втянул воздух, его голос дрожал. – Каждый во что-то верит, вот он, например, – Гончак кивнул на раненного нурмана, – хочет пировать с богами и жить войной, у меня нет таких целей. Я не знаю, что обрету после смерти, но я знаю, что хочу оставить после себя. Я всю свою жизнь служил своему князю, я служу ему и теперь, когда он ушёл от нас. Гостомысл завещал власть тебе, князь Рюрик, да, да, я не оговорился, теперь ты мой князь, и нужно, что бы в это поверили все. Не грабь мой народ, не терзай, будь ему защитой и опорой. Моя мечта, что бы мой сын, видя то, как жил его отец, и, видя как он умирает, захотел бы прожить свою жизнь так же славно, как прожил её я. Я рад, что нашёл тебя, я рад, что ты станешь князем моих земель, хотя мне не нравятся некоторые из твоих сородичей, они дают тебе дурные советы, не слушай их.
При этих словах Рюрик стиснул зубы, он понимал о ком идёт речь.