Прасковья Ангелина

Дмитриев сообщил Паше, что час назад разговаривал по рации с Цимидановым. Директор МТС просит один «ДТ» переправить в колхоз Кирова.

Паша устроилась на заднем сиденье, и мотоцикл понесся по автоколее к Дому трактористов.

Дом этот построили колхозники. Светлый, уютный, просторный, с красным уголком, спальнями, душевой, кухней, столовой, диспетчерской. Вокруг него сад. Неподалеку ремонтные мастерские, автогараж, бензозаправочные…

Антон остановил мотоцикл на большом массиве, где работало много народу.

Чуть задыхаясь, Паша подбежала к комбайну. Ее сразу окружили, и со всех сторон посыпались вопросы:

— Когда сев озимых кончаете?

— Зябь вспахали?

— Не нужна ли подмога?

Комбайнер Христофор Челпанов зажал уши ладонями:

— Бабочки, милые, спрашивайте поодиночке.

Женщины засмеялись, и он, воспользовавшись наступившей тишиной, сказал Паше:

Интересно получается, — высокий, круглолицый, ладный и подтянутый, Челпанов спускался с мостика комбайна. — Когда я прочитал постановление сентябрьского Пленума, мне невольно вспомнилась, Паша, тяжкая доля крестьянина в прошлом. В те далекие времена я не верил, что когда-нибудь у нас в Донетчине будут приличные урожаи.

— Ну, а ноне как? — Георгий Христофорович Михайлов бросил вожжи, спрыгнул с телеги и вошел в круг.

Челпанов указал рукой на горы золотистой пшеницы:

— Вон они, наши труды… стопятидесятипудовые урожаи. В доколхозные годы крестьянин о такой золотой клади и не мечтал.

Тут появился неизменный Степан Иванович.

— Слышу государственный разговор. Только он у тебя, Христофор, все к прошлому клонится. Чего зря ворошить? Ты о будущем толкуй, так партия нацеливает.

Челпанов молчал.

— Да ты не торопи его с ответом, — закричал Михайлов, — наш Христофор вспоминает, как он «фордзоном» клевал землю.

— Да, времечко нелегкое было. Однако ж смеется тот, кто смеется последним. Я могу кое-что и вам припомнить.

— На личности переходишь, а? — спросил Михайлов, смеясь.

— На личности. Не вы ли, дорогой Михайлов, выступали против — перекрестного сева?

— Признаю, был грех.

— А помните, как вы кричали на всю деревню: мол, для какой надобности гоните трактор два раза по одной пашне — вдоль и поперек? По-людски, говорит, надо сеять, а не гонять тракторы очертя голову. Тоже выдумали: вдоль-поперек, вдоль-поперек… Лучше уж разбросным, как при царе Горохе, сеять. А на поверку вышло, что вдоль и поперек пашни сеять выгоднее, большая прибавка урожая на каждом гектаре.

— К чему, друже, ноне укоряешь! — крикнул сердито Георгий Христофорович. — Я давно стою за перекрестный и за узкорядный посевы.

Сторонник передовых способов сева Челпанов настаивал: для наглядности надо обязательно сравнивать, что было раньше и как стало теперь. Вот они посеяли перекрестным способом одну тысячу восемьсот восемь гектаров озимой пшеницы и взяли вкруговую по сто восемьдесят пять пудов пшеницы.

Иосиф Пефтиев, который до этого только молча слушал разгоревшийся спор, решил и свое мнение высказать. Христофор Челпанов должен помнить, что колхоз начинал с малого. Было время, худой лошаденкой тянули однолемешный плужок и снимали тогда по сорок пять пудов пшеницы с гектара. А что говорили в деревне? «Молодец, Христофор, хороший урожай добывает!» Потом стали обрабатывать землю «фордзонами». Взяли на круг восемьдесят пудов. Добром послужили колхозу юркие тракторишки «У-2». И, наконец, появились сильные, колесные «ХТЗ». Тогда Паша со своими подругами взяла по сто пудов пшеницы на гектаре, и слава о ее труде разнеслась далеко за пределы деревни. А сейчас Павел Тохтамышев, Иван Кирадиев, Ефим Борлов, Александр Лазарев, Степан Коссе пересели на новехонькие гусеничные тракторы. При такой технике выходит, что даже и сто пятьдесят и двести пудов не «потолок».

— Другая жизнь, иные масштабы, — продолжал Пефтиев. — Есть колхозы и в Подмосковье, и на Кубани, и в Зауралье, да и у нас на Украине здорово развивают свое хозяйство. Взять, к слову говоря, Черкасский колхоз имени Хрущева. Там головуе известная мастерица высоких урожаев Галина Евгеньевна Буркацкая. Ее колхоз в прошлом году получил чистого дохода до шести миллионов рублей.

— Получается вроде, что та самая Буркацкая и нашего мужика Коссе обгоняет, — обернулся к бригадиру Кузьма Николаевич Серафимов. — Интересные вещи ты говоришь, Иосиф… Шесть миллионов! Это ж только подумать!

Помолчав, он положил свою руку на плечо друга, с которым крестьянствовал еще с детских лет, и размечтался:

— Степь вон у нас какая. Ей конца и края нет, и надо, чтобы от ранней весны и до поздней осени паслись здесь коровы, несчетные стада овец, да и не простых, а породистых, чтоб и сыр, и масло, и мясо, и сало, как сказано в решениях партии, давали бы мы народу в полном достатке.