«Права человека и империи»: В. А. Маклаков - М. А. Алданов переписка 1929-1957 гг. (с иллюстрациями)

Думаю, что В.А. Маклаков никогда о жесте и интонации особенно не заботился или, во всяком случае, их не изучал. В течение многих лет я бывал с ним каждый четверг на завтраках в милом гостеприимном доме С.Г. и Е.Ю. Пэти. Другие русские участники этих завтраков были А.Ф. Керенский, А.И. Гучков, М.В. Бернацкий, И.П. Демидов, И.И. Фондаминский, В.М. Зензинов и, при их наездах в Париж, И.А. Бунин, П.Б. Струве, В.В. Набоков-Сирин. И в столовой, и в гостиной Василий Алексеевич говорил много, чрезвычайно интересно, всегда с большим оживлением. При этом «жесты» и «интонации» у него бывали совершенно такие же, как на трибуне Государственной Думы или в петербургском, в московском суде; все было совершенно естественно. Разумеется, в огромном зале Таврического дворца он говорил громче, но он и там никогда не кричал — великая ему за это благодарность. Темперамент и крик — совершенно разные вещи. Когда человек, дойдя до очередного Александра Македонского, вдруг с трибуны начинает без причины орать диким голосом, это бывает невыносимо. Если б еще Александр Македонский был стоящий! Конечно, когда Мирабо ответил королевскому церемониймейстеру Дре-Брезе: «Allez dire à votre maître que nous sommes ici par volonte du people et que nous n'en sortirons que par la puissance des baïonnettes»[2060], — он мог довести голос до нечеловеческого крика[2061]. Дантон восклицал: «Le tocsin qu'on va sonner n'est point un signal d'alarme: c'est la charge contre ies ennemis de la patrie! Pour les vaincre, il nous faut de l'audace, et encore de l'audace et toujours de l'audace!»[2062] — очевидец через сорок лет вспоминал этот потрясающий бешеный крик, эту огромную фигуру с искаженным лицом, с налитыми кровью глазами. Но такие слова говорятся не каждый день и даже не каждое десятилетие. И еще спасибо Василию Алексеевичу: в его речах почти нет «образов». Образы адвокатов и политических деятелей — это тоже вещь нелегкая. В начале первой войны один известный оратор все говорил образные речи. Самым лучшим его образом было то, что Германия бронированным кулаком наступила на маленькую Бельгию. Помню уже в эмиграции образную речь другого известного оратора. Он долго говорил о «чертополохе большевистского яда» — Бунин только тяжело вздыхал.

Римляне находили, что о малых вещах надо говорить просто и интересно, а о великих просто и благородно. Именно так и говорит В.А. Маклаков. Слушать его — истинное наслаждение. Так он и пишет. Жаль, что писал мало. «Образов» в его речах почти нет, но есть фразы превосходные в чисто литературном отношении[2063]. Так, говоря о том, что Плевако «жил в мире героев», он вскользь замечает: «Ему всюду мерещилась драма... Все свойства людей представлялись ему ярче, чем были; из всех красок, которые должны быть на палитре художника, ему не хватало только серой... Когда он встречал скупца, то сразу видел в нем Скупого Рыцаря». — Слова для В.А. очень характерные.

Не знаю, как именно готовится В.А. к речам. В своей статье о Плевако он рассказывает, что видел на процессе какого-то богатого киргиза черновичок заметок, которые его друг делал во время речи прокурора. Плевако немедленно записал в черновичке одно слово «фейерверк», дважды его подчеркнувши. Когда он в своей речи дошел до этого места, «Плевако разразился такою тирадой, которую, действительно, нельзя было лучше назвать, как "фейерверк". Тут были и цитаты из Евангелия, и ссылка на суд, уставы, и примеры Запада, и воззвание к памятнику Александру II, стоявшему перед зданием суда». Разумеется, Плевако «захватил всю залу и судей». Кажется, В.А. рассказывает об этом с восторгом. Каюсь, на человека со стороны не совсем так действует эта картинка, заранее принятое решение: вот тут я устрою фейерверк: очевидно, устроить можно всегда, запас, слава Богу, есть. Вероятно, у Плевако фейерверк вышел в самом деле хорошо: но самый метод, особенно в тех случаях, когда оратор не так талантлив, вызывает некоторое недоумение. Здесь есть что-то от Островского. Ахов обещает Кругловой, что на свадебном обеде будут «две музыки и официанты в штиблетах». — «Ефект?» — спрашивает Ахов. — «Ефект», -соглашается Круглова. Поклонники В.А. искренне огорчились бы, если бы узнали, что и он иногда так заготовлял импровизации впрок. Но в его речах, мне известных, нет следов фейерверков, как в нем самом никогда и признаков актерства я не замечал. Плевако, по крайней мере, изготовлял фейерверки без чужой помощи. Говоря о больших ораторах, мы поневоле должны обращаться к образцам Французской революции. Граф Мирабо был, вероятно, величайшим оратором в истории; но при нем была целая фабрика, занимавшаяся составлением для него фейерверков. Одному из своих помощников он, заказывая какой-то пассаж, так дословно и написал: «Trouvez moyen, je vous prie, de placer une noble réponse au reproche que l'on m'a fait d'avoir varié sur mes principles»[2064].