«Права человека и империи»: В. А. Маклаков - М. А. Алданов переписка 1929-1957 гг. (с иллюстрациями)

Нам всем чрезвычайно приятно то, что Вы пишете о «Новом Журнале». С Вашей высокой оценкой статей Тимашева[370] я вполне согласен. Что до Федотова, то я вполне признаю его блеск, но не скрою от Вас, что мне его статьи не слишком приятны[371]. Не касаюсь того, что лет восемь тому назад он писал в журнале Керенского восторженные статьи о Пассионарии[372]. Переменить взгляды имеет право всякий. Однако я не могу понять, зачем русскому журналу призывать к гегемонии Англии, когда к этому не призывают и английские журналы (вдобавок, это и совершенно нереально: время английской гегемонии в мире кончилось; вступил в силу закон больших чисел: 140 миллионов населения С. Штатов и их сказочное богатство, и 170 (теперь, быть может, впрочем 150?) миллионов населения России. А главное, написаны статьи Федотова так, что недоброжелатели наши могут делать из них вывод, будто он призывает к войне[373]. К войне - теперь! По-видимому, атомная бомба еще не вошла в сознание наших публицистов. Они к этому относятся приблизительно так, как в 1914 году относились к появлению у немцев 42-сантиметровой мортиры. Между тем в августе прошлого года началась новая эра в истории. Впрочем, формального призыва к войне в его статьях, к счастью, нет: против этого я решительно протестовал бы (редакционная оговорка к его последней статье сделана по моему настоянию). Война, может быть, и будет, но по сравнению с этим апокалиптическим бедствием все отходит на второй план: все лучше, чем будущая война.

Мы могли бы Вам дать 3-4 оттиска Вашей статьи. Если этого мало, мы закажем.

Шлю Вам самый сердечный привет и самые лучшие пожелания.

Ваш М. Алданов

Со всем тем, если Гордон Вашу книгу издаст, то Вы правы: тогда отдельные главы печатать не следует.

Машинопись. Подлинник.

HIA. 2-13.

В.М. Зензинов, М.О. Цетлин, М.А. Алданов. Нью-Йорк, 1941 г.

Из семейного архива Юлии Гаухман (США).

Фото предоставлено М. Шрубой

М.А. Алданов - М.А. Маклаковой, 20 февраля 1946

20 февраля 1946

Многоуважаемая Мария Алексеевна.

Очень рад был Вашему письму. Я во всех своих первых письмах к Василию Алексеевичу справлялся о Вашем здоровье (знал о том несчастном случае) и просил его передать Вам мой и моей жены сердечный привет. Позднее Александр Иванович (Коновалов) объяснил мне, что Василий Алексеевич никогда приветов не передает и смотрит на это, как на «Veuillez agréer» и т. д. Зато мне сообщали о Вас другие, в том числе и моя сестра.

Вы совершенно напрасно - и уж, конечно, чрезмерно - нас благодарите за посылки. Мне было просто совестно читать и больно, - знаю, как голодно приходится в Париже. Большое спасибо Вам за то, что Вы сообщили, какие именно продукты нужны. Тотчас по получении Вашего письма мы отправили Вам две посылки: одну стандартную «Нового Русского Слова», другую по особому заказу, куда вошли два фунта жиров, сыр и разные виды сладкого. Я тоже, как Василий Алексеевич, очень люблю конфеты, варенье, шоколад и т. д. Не все разрешается посылать.

О нас Вы все знаете, - не о нас лично (тут и знать нечего), а обо всех бывших парижанах. О громадном большинстве из них можно с уверенностью сказать, что они во Францию не вернутся. И здесь не слишком сладкая жизнь, многие ею тяготятся, но в Париже никому из нас делать нечего. Подумывает о возвращении Коновалов и если он будет здоров, то возможно, что и уедет к Вам. А. Ив. мне не раз говорил, что считает себя обязанным доставить Анну Фердинандовну в ее страну[375], чего бы это ему ни стоило. Теоретически говорят о возвращении Зензинов, Николаевский, Цетлина. Мы съездим с женой в Париж, чтобы увидеть родных и друзей, - и печально вернемся доживать свой век в Нью-Йорк. Причины Вам объяснять не надо: они понятны.

Очень давно не имели мы известий от С.Г. Пети. Вероятно, Василий Алексеевич ее видит. Не случилось ли с ней чего-либо? Она из самых старых наших друзей.

Вы пишете, что «окружены зверьми». Неужели все это из-за «визита»?! Могу Вас уверить, что если Василий Алексеевич и Вы приедете сюда, то встретите ото всех самое лучшее отношение. Многие (в том числе и я) считают визит ошибкой, но, кажется, я здесь ни от кого отрицательного отзыва о Василии Алексеевиче ни разу не слышал. Не так давно (с большим опозданием) здесь был Татьянин обед, под председательством кадета Г.И. Новицкого[376], которого, быть может, В.А. помнит по Петербургу. Собралось человек сорок-пятьдесят, обед был хороший, и было весело (что случается с нами не часто). Я предложил тост за Василия Алексеевича, и он был покрыт долгими рукоплесканьями. Между тем преобладали на обеде люди, «визиту» не сочувствовавшие. Ко мне подходили люди и спрашивали, что Василий Алексеевич, имею ли я от него письма и т. д. Собственно только два тоста за «иногородних» и было: другой - за Бунина. Следовательно, оба за знаменитых москвичей. Года два или три тому назад мы пили еще за Павла Николаевича.