Права человека и национальная безопасность

Наличие опасности – это естественный элемент жизни, центральный фактор эволюции. Весьма рискованно строить концепции в сфере безопасности на ложных посылах. Таким образом, опасность необходимо рассматривать как непременный, обязательный компонент безопасности[2]. Именно его наличие позволяет отражать имеющиеся опасности, предвидеть угрозы, описывать систему отношений между явлениями, процессами, людьми, социальными общностями, для которых в ходе их взаимодействия возникают различные опасности[3]. Поэтому второй подход является более продуктивным. Как справедливо на этот счет отмечает известный исследователь философского аспекта безопасности Н. Н. Рыбалкин, понимание безопасности как состояния защищенности в настоящее время получило наибольшее распространение и принято в качестве концептуального основания проводимых теоретических изысканий[4].

В теории термин «безопасность» используется в конструкциях «национальная безопасность», «государственная безопасность», «общественная безопасность», что порождает неопределенность в силу возникновения предположения об их синонимичности. При этом они являются разнопорядковыми категориями. «Термин «национальная безопасность» фактически является «калькой» с английского термина «national security», который в принципе может переводиться и как национальная, и как государственная безопасность, что нередко и делается рядом авторов»[5]. Исторически анализ показывает, что в СССР применялось понятие государственной безопасности. Имея идеологическую направленность, функционально оно было связано с защитой коммунистической идеологии и советского строя.

В период перестройки стали появляться новые тенденции к пониманию безопасности государства, которое, кроме укрепления государственной власти, надлежит поддерживать конституционные общественные отношения, экономическое могущество, законность, территориальную целостность, нерушимость границ[6]. В постперестроечный период наблюдается переход к использованию термина «национальная безопасность» и, по мнению исследователей, «институционально охватывает более широкий спектр общественных отношений, объединяя все виды безопасности»[7]. Как справедливо отмечается исследователями[8], «характерной чертой последнего десятилетия в исследовании проблем безопасности стало то, что в российской научной литературе понятие «национальная безопасность» фактически вытеснило понятие «государственная безопасность»[9]. Впоследствии сам термин «государственная безопасность» попал «в опалу» [10], что привело к возникновению сложностей не только теоретического, но и практического плана.

Учеными отмечается, что «с начала 80-х гг. из юридических словарей и энциклопедий понятие «государственная безопасность» исчезает. В то же время не ставилось цели полного отказа от этой правовой категории, несомненно, важной для жизнеобеспечения личности, общества и государства»[11]. Хотя, по сути, еще до 1992 г. понятие «государственная безопасность» использовалось и отражало обеспечение политических, экономических, военных и иных интересов[12].

Впервые понятие национальной безопасности употребил президент США Теодор Рузвельт в 1904 году в послании к Конгрессу. Тогда интересами национальной безопасности глава государства обосновал присоединение зоны Панамского канала к территории США[13]. Первоначально данный термин был более тесно связан с военной безопасностью и основан на концепции «одна нация – одна страна»[14]. Под термином «нация» понимается устойчивая общность людей, исторически сложившаяся на основе территориального единства общности и языка, особенности культуры, экономической и социальной жизни людей. Это означает, что буквально термин «национальный» означает «в интересах одной общности людей». Такой подход трудно сочетается с государством, характеризующимся многонациональным и многоконфессиональным народом, объединенным единой духовной культурой.