Права и обязанности (СИ)

– Надеюсь, что нет. Вчера уже сплавал. Известно, с каким итогом.

– На месте этих парней я бы уже смотал удочки, если честно. Они же понимают, что им в затылок дышат и на пятки наступают.

– Порох, речь идет о деньгах. А они уже привыкли, что деньги достаются им довольно просто. И немалые. И по доброй воле, будь это хоть тысячу раз разумно, куш они не упустят, гонись за ними хоть Интерпол в полном составе. А один не дружащий с головой диверсант, которого они вчера пырнули гарпуном, так и вовсе ерунда незначительная.

– Только гарпун этот, как я вижу, ничему его не научил: шатается, как будто устав не про него писан…

– Рико – тот самый человек, который после полудюжины пулевых ранений наутро все равно выйдет на пробежку, даже если придется сделать это в больничной сорочке и с капельницей на плече.

Порох поневоле усмехнулся, вообразив себе эту картину. Однако его собеседник только повел бровью.

– Ты думаешь это пример из области гипотез?

На кухню заглянул Шкипер.

– Так, – немедленно взял он ситуацию под свой контроль. – Что это вы тут бездельничаете? Рико, ты дежуришь по кухне. Ковальски, докладывай!

– Мы все еще заняты оптимизацией логистической схемы.

– Молодцы, что бы это ни было. А теперь валите с кухни, и дайте этому парню сделать так, чтоб мы не околели с голоду. Идите, играйте в зал, что ли?

И они пошли.

***

Порох мыл руки. Мыл долго и тщательно и думал о том, что, кажется, все наконец-то позади. Прощай, отслеживание миграционных путей рыбы, прощай, составление «розы ветров», прощай каталог угнанных лодок… Можно вернуться к нормальной работе без угрозы поехать мозгами…

Он мыл руки. На «базе», как именовали свою подземную помойку «пингвины», санузел был - не дай боже. Пороха всегда поражало их умение сочетать вполне пристойные вещи с совершенно жутким хламом. Вот и здесь – вполне новая душевая кабинка соседствовала с допотопным косым умывальником, а зеркало в тяжелой витой бронзовой раме висело запросто на голой кирпичной стене. Кирпич был приятного, глубокого красно-коричневого цвета, а замазка светло-кремовая. Глаз на ней отдыхал. Порох пялился в стену, пока механически совершал движения руками и мылом. Это надо же было так увазюкаться… Талант попросту, не иначе.

Отряхнув вроде бы чистые, наконец, руки, он огляделся в поисках полотенца. Не нашел, однако не очень расстроился – все полотенечные мысли попросту вылетели из головы прочь, когда Порох обнаружил у себя за спиной на стене надпись. Прочитал раз, другой, затем решил, что ничего не понимает в пингвиньем дизайне, и отправился на выход, капая водой с пальцев.

Хозяева «базы» играли в карты, все четверо. В центре стола помещалась миска с рыбными палочками, служившими, очевидно, валютой игры. Порох, хоть и знал, что они так развлекаются, все равно не одобрял азартные игры. Так что счел даже за благо прервать пагубную забаву на середине, громко сообщив:

– Что означает «три пять два два один»?

Игроки подняли головы как по команде.

– Что? – нахмурился Шкипер.

– Три-пять-два-два-один.

– Где ты это нашел?

– У вас в ванной. Во всю стену.

– Та-а-ак…

Командир «пингвинов» положил на стол свои карты рубашкой вверх. – Ну, и кто наш непризнанный Рембрандт?

– Я, – скромно сообщил Прапор. Он тоже свои карты опустил, но неловко, так, что парочка спланировала под стол.

– И с чего тебе взбрело в голову испортить стену?

– Я не портил стену, – возразил младший по званию. – Я считаю, что это важно. И я не раскаиваюсь, имей в виду!

– Твоя школа, – буркнул Шкипер, обращаясь к ученому. – Прежде он таких фокусов не откалывал.

– Почему нет-то? – пожал плечами тот. – Лично я не против. Пусть будет. Тебе что, жалко?

– Не жалко, а непорядок.

– Брось.

– Так это что-то значит? – напомнил о себе Порох. На него снова обернулись, и он ощутил себя неуютно. Пожалуй, лучше было потихоньку уйти пока «пингвины» спорили.

– Это что-то вроде фотографии с выпускного на каминной полке в гостиной, – со вздохом сообщил ему Шкипер.

– Понятно. А где у вас можно найти полотенца?

– В стенном шкафу. Там же, в ванной.

Порох вернулся в санузел. Нашел полотенце. Долго и старательно вытирал руки.

Со стены на него продолжали взирать ничуть не утратившие своей загадочности три-пять-два-два-один. И он чувствовал, что в их тайну не дано проникнуть никому постороннему.