Он хромал к гобеленам, долго распространялся о высокой и низкой вязке, рыдал над вышитой листвой, а потом доказывал, что лучший в галерее гобелен тринадцатого века из Сто Лата на самом деле не может быть старше сотни лет, потому что – видите вот этот пурпурный фрагмент? Такой …ной краски в то время не было. «А… это что такое? Агатейский бальзамировочный горшок времен династии П'ги Сю{26}
? Кто-то выставил вас на …ные денежки, мистер. Глазурь – полное дерьмо».Это было потрясающе, и мистер Гвоздь был настолько поражен услышанным, что даже иногда забывал спрятать в карман мелкие ценные предметы. Но, честно говоря, он был знаком со страстью мистера Тюльпана к искусству. Когда они время от времени сжигали здания, мистер Тюльпан всегда предварительно убеждался, что все уникальные предметы не сгорят, даже если ради этого приходилось потратить лишнее время, привязывая хозяев к кроватям.
Где-то в глубинах покрытой шрамами души и дрожащего от гнева сердца скрывался истинный знаток, обладавший безошибочным чутьем на красоту. Удивительно было обнаружить такое в теле человека, который вводил себе внутривенно соль для ванн.
Большие двери в дальнем конце зала внезапно распахнулись, открывая распростертое за ними темное пространство.
– Мистер Тюльпан? – позвал мистер Гвоздь.
Тюльпан оторвался от созерцания стола, вероятно, работы Тапаси, потрясающе инкрустированного дюжинами …ных редких пород дерева.
– Э?
– Пора снова встретиться с боссами – сказал мистер Гвоздь.
Вильям как раз собирался навсегда покинуть свой кабинет, когда кто-то постучал в дверь.
Он осторожно начал открывать ее, но она распахнулась сама, от сильного толчка.
– Вы абсолютно, абсолютно… неблагодарная личность!
Не очень-то приятно, когда тебя так называют, особенно если это делает молодая леди. Он произнесла слово «неблагодарная» так, что в устах мистера Тюльпана перед ним стояло бы многоточие и «ная».
Вильям встречал Сахариссу Крипслок и раньше, в основном, когда она помогала своему деду в его маленькой мастерской. Он никогда не обращал на нее внимания. Она не была особенно привлекательной, хотя и некрасивой ее назвать было нельзя. Она всегда была для него просто девушкой в переднике, ненавязчиво делавшей что-то такое на заднем плане – протиравшей пыль или расставлявшей цветы. Насколько он мог составить мнение о ней, она страдала от неверно понятой аристократичности и ошибочной веры в то, что строгое соблюдение этикета заменяет благородное происхождение. Она принимала манерность за манеры.
Теперь он мог разглядеть ее гораздо лучше, потому что наступала на него через комнату, и в легкомысленной манере человека, который полагает, что вот-вот умрет, он отметил, что она очень неплохо выглядит, если посмотреть в перспективе нескольких столетий. Каноны красоты меняются со временем, и двести лет назад глаза Сахариссы заставили бы великого художника Каравати перекусить свою кисть пополам; триста лет назад скульптор Мовейз от одного взгляда на ее подбородок уронил бы свое долото себе на ногу; тысячу лет назад эфебские поэты согласились бы не раздумывая, что ради одного только ее носа в плавание пустились бы минимум сорок кораблей. И еще у нее были отличные средневековые уши.
А вот ее рука была весьма современной, и она пребольно ударила Вильяма по щеке.
– Двадцать долларов в месяц это почти все, что у нас есть!
– Извините? Что?
– Ну ладно, он работает медленно, но он один из лучших гравировщиков современности!
– О… да. Э… – Вильям внезапно почувствовал себя виноватым перед мистером Крипслоком.
– А вы все это вот так просто взяли и забрали у нас!
– Я не хотел! Просто гномы… просто все так получилось!
– Вы работаете на них?
– Типа того… вместе с ними… – бормотал Вильям.
– Пока мы не умрем от голода, полагаю?
Сахарисса стояла пред ним, тяжело дыша. Она обладала неплохим набором элементов фигуры, которые никогда не выходят из моды и весьма уместны в любом столетии. При этом девушка явно полагала, что строгие, старомодные наряды скрывают этот факт. Она ошибалась.
– Послушайте, я случайно с ними связался, – оправдывался Вильям, старясь не таращиться на упомянутые элементы. – Ну, я имею в виду, с гномами. Лорд Ветинари высказался очень… определенно в этом вопросе. И все вдруг стало таким запутанным…
– Гильдия Гравировщиков будет в ярости, вы знаете об этом? – требовательно спросила она.
– Э… да.
Безрассудная идея внезапно поразила Вильяма даже сильнее, чем ладонь Сахариссы. Точно.
– Э, не могли бы вы заявить это официально? Ну, знаете, вроде того: «Мы в ярости – заявил представитель… представительница Гильдии Гравировщиков».
– Зачем? – спросила она с подозрением в голосе.
– Мне ужасно нужны новости для следующего выпуска, – отчаянно заговорил Вильям. – Послушайте, помогите мне! Я вам буду платить… о, двадцать пенсов за историю, а мне понадобится до пяти историй в день.
Она открыла было рот для резкого ответа, но ее мозг уже произвел вычисления.
– Доллар в день? – переспросила она.
– Даже больше, если истории будут хорошие и длинные, – поспешно подтвердил Вильям.
– Для этого вашего письма?
– Да.
– Доллар?