– Кажется, для него здесь что-то печатают, но на этом все, – заверил его Уильям.
– Поразительно. Поразительно, – проговорил лорд Витинари, садясь в карету. – Надеюсь, он здоров.
С крыши на другой стороне улицы за его отъездом наблюдали двое.
Один из них очень,
– Ять!
Другой спросил:
– У тебя есть какое-то мнение, господин Тюльпан?
– И
– Да.
– Ну и где его ятские телохранители?
– А если бы мы захотели кончить его здесь и сейчас, какой был бы толк от, скажем, четырех телохранителей?
– Как от шоколадного, ять, чайника, господин Штырь.
– Вот поэтому их и нет.
– Так ведь я бы мог вырубить его отсюда ятским кирпичом!
– Полагаю, есть множество организаций, у которых есть на это свои Взгляды, господин Тюльпан. Мне рассказывали, что эта помойка процветает. А когда все хорошо, у того, кто правит, заводится много друзей. На всех них тебе кирпичей не хватило бы.
Господин Тюльпан посмотрел на удаляющуюся карету.
– Так ведь я слышал, что он, ять, ничего почти и не делает, – пожаловался он.
– Разумеется, – без запинки ответил господин Штырь. – В политике это одна из самых сложных вещей.
Господин Тюльпан и господин Штырь привносили в свое партнерство разные элементы, и прямо сейчас господин Штырь привносил в него политическую искушенность. Господин Тюльпан ее уважал, хоть и не понимал. Он удовольствовался тем, что проворчал:
– Проще, ять, было бы его убить.
– Ох, ять, если бы мы только жили в простом мире, – вздохнул господин Штырь. – Слушай, завязывал бы ты со «шмыгом», а? Эта штука – для
– Это химия, – угрюмо возразил господин Тюльпан.
Господин Штырь вздохнул.
– Попробуем еще раз? – спросил он. – Слушай
– Я с него заторчал, – пробубнил господин Тюльпан.
– С карбоната кальция? – изумился господин Штырь. – Даже для тебя это, ну… Послушай, ты что, правда пропустил через свой нос столько мела, что если тебе кто-то голову отрежет, то шеей можно будет на школьной доске писать?
А сейчас он экспериментировал с целым рядом рекреационных химикатов, доступных анк-морпоркским троллям, потому что в случае с троллями господин Тюльпан имел хоть какие-то шансы оказаться умнее. В теории «шлак» и «шмыг» не могли никак повлиять на человеческий мозг – разве что, быть может, растворить его. Но господин Тюльпан не сдавался. Когда-то он попробовал быть нормальным, и ему это не понравилось.
Господин Штырь снова вздохнул.
– Пойдем, – сказал он. – Покормим лопуха.
В Анк-Морпорке очень трудно следить за кем-то так, чтобы другие не следили за тобой, и даже за этими двумя осторожными наблюдателями внимательно смотрела пара глаз.
Глаза эти принадлежали маленькому песику пестрого окраса с преобладанием ржаво-серого. Время от времени он почесывался с таким звуком, будто кто-то пытался побрить металлическую щетку.
Шею его охватывала веревка. Она была привязана к другой веревке, точнее, к нескольким кускам веревки, неумело связанным между собой.
Веревку сжимал в кулаке мужчина. По крайней мере, такой вывод можно было сделать по тому, что она скрывалась в том же кармане грязного пальто, что и один из его рукавов, предположительно таивший в себе руку, теоретически заканчивавшуюся кулаком.
Пальто было необычным. Оно поднималось от мостовой почти до полей нависавшей над ним шляпы, по форме напоминавшей сахарную голову. Там, где они смыкались, проглядывал намек на седые волосы. Одна рука погрузилась в подозрительные глубины кармана и извлекла оттуда холодную сосиску.
– Эти двое следят за патрицием, – сказал песик. – Интересные дела.
– Разрази их гром, – отозвался мужчина и разломил сосиску на две демократичные половинки.
Уильям написал небольшой абзац о том, как Патриций Посетил «Ведро», и перелистал свой блокнот.
Просто потрясающе. Он всего за день нашел не меньше дюжины тем для своих новостных писем. Поразительно, что могут рассказать люди, если только у них спросить.