Правда

— Ума не приложу, Владимир Ильич. А что до других государств — так они у нас их берут. Царское правительство назанимало прорву денег, и теперь приходится их возвращать.

— Так давайте не будем возвращать! — сказал Ленин. «С какой стати я должен расплачиваться за дурака Николая!» — Объявите, что мы аннулируем обязательства по царским займам.

Но денег все равно не хватало катастрофически... По-видимому, другие государства знали какой-то хитрый секрет.

3

В начале марта один из агентов самого секретного подразделения ВЧК, которое занималось поисками волшебного кольца, сообщил Дзержинскому, что след искомого предмета, похоже, обнаружился в Москве. Агент, как и его коллеги, знал, что это кольцо очень важно для Советской власти. Больше ничего он знать не мог. Но на всякий случай, вытянув из агента информацию, Дзержинский его ликвидировал. Теперь нужно было самому перебраться поближе к кольцу. К тому же он помнил, что статуя его должна стоять на Лубянке; значит, и штаб ВЧК следует разместить именно там.

— Владимир Ильич, я намерен перевести руководство Черного Креста в Москву. А здесь оставлю Урицкого.

— Зачем это, Феликс Эдмундович? — подозрительно спросил Ленин. С одной стороны, он был бы счастлив избавиться от Железного Феликса, но с другой — выпускать его из поля зрения было опасно. «Уж не знаю зачем — но он определенно хочет удрать от меня, сволочь... Ну нет, не дождешься!»

— Там много контрреволюционных элементов, — ответил Дзержинский.

— С каких это пор вас интересуют контрреволюционные элементы? — усмехнулся Ленин. — Уж мы-то с вами знаем, чем на самом деле занимается ваша контора.

— Да, конечно, — кивнул Дзержинский. Вообще-то он (как и Ленин, кстати сказать) порою стал забывать о том, что вся так называемая революция и вся так называемая советская власть существуют исключительно для прикрытия поисков волшебного кольца: государственная машина потихоньку пережевывала их обоих, и они уже не всегда различали сами, где реальность, а где спектакль, в котором они играют свои роли. — Но ежели контрреволюционные элементы нас свергнут — у нас не будет денег, необходимых для розысков кольца. А то и вовсе на каторге окажемся. Вы этого хотите?

При слове «каторга» Ленин поежился. Он этого совсем не хотел. Но он уже придумал, как обвести Железного вокруг пальца.

— Дорогой друг, — сказал он, — Советское правительство не может бросить вас одного там, где много контрреволюционных элементов. Они могут вас обидеть. Мы все поедем в Москву вместе с вами. Там и будет столица. — Он вздохнул: любил Петербург, а Москву терпеть не мог. «Но ведь это все временно, понарошку...»

— Да зачем же вам утруждаться? Я и один справлюсь.

— Нет-нет, Эдмундович, дорогой...

И Советское правительство начало паковать чемоданы, готовясь к переезду в другую столицу. Дзержинский, впрочем, быстро смирился с этим. Он-то, напротив, ненавидел Петербург — столицу Романовых. При Рюриковичах никакого Петербурга и в помине не было.

Да и все советские руководители были довольны, потому что в Москве было получше со снабжением. (Им не приходило в голову, что в Москве было лучше со снабжением потому, что их там не было.) Недоволен был один Зиновьев; он был в отчаянии, ломал руки и умолял не бросать его одного. Но постепенно и он успокоился, подумав, что теперь сможет завести в Петрограде любые порядки, какие ему вздумается, и если утирал слезы, прощаясь на вокзале с отъезжающими товарищами, то не от чистого сердца, а просто для приличия.

За несколько дней до переезда Дзержинский наконец решился осуществить одно мероприятие, с которым по самому ему неясным причинам тянул достаточно долго. Речь шла о великом князе Михаиле, так подло обманувшем его доверие. И вообще с Романовыми нужно было что-то делать. Но он не хотел торопиться...

— Надо бы, Ильич, ваших родственничков в какое-нибудь более безопасное место перевезти.

— Я тоже об этом все время думаю, — сказал Ленин. — Пожалуй, в Европе им было бы неплохо... Или в Австралии... — И он поглядел на Железного Феликса почти просительно.