Правда

Так прошла неделя, другая... Ленин решительно не представлял себе, как будет убеждать Горького, что тот должен вернуть Морозову свою прелестную подругу, тем более что та присутствовала теперь неотлучно на всех разговорах и встречах. Но Дзержинский слал злобные шифровки и требовал результатов. И в один из дней Владимир Ильич скрепя сердце решил приступить к этому скользкому делу. Он пришел в гости к Горькому не один...

— Вот, Алексей Максимович, супруга моя и товарищ, Надежда Константиновна, — сказал он с принужденной улыбкой. — Прошу любить и жаловать.

Женщина, робко выглядывавшая из-за его плеча, протянула руку дощечкой. От приметливого Горького не ускользнуло то, как она предварительно быстрым движением обтерла ладонь о мятую синюю юбку, сидевшую на ее квадратной фигуре мешком и криво. Он осторожно взял эту мягкую, словно бескостную ручку; хотел было поцеловать, да не решился.

— Очень, очень приятно, — прогудел Алексей Максимович. Пальцы его при пожатии ощутили еще не сошедшие подушечки мозолей на ладошке женщины, что повергло его в еще большее недоумение. Красавица Андреева смотрела на жену Ленина широко раскрыв глаза, не в силах скрыть своего изумления.

Надежда Константиновна пролепетала что-то в ответ и вновь спряталась за спину мужа. Лицо Лениной было угловатое, с тяжелыми чертами, большие светлые глаза глядели с застенчивой хитрецой. Она все суетилась: обдергивала на себе то кофточку, то шарфик. Ленин приобнял Горького за плечи:

— Имею надобность с вами о делишках потолковать, Алексей Максимович. Да пройдемте в кабинет. Дамы тут как-нибудь...

Андреева поджала губы, но возразить ничего не успела. Надежда Константиновна вздрогнула всем телом: было видно, что ей ничуть не больше, чем Андреевой, улыбается мысль о том, чтобы остаться вдвоем. Элегантная дама пугала ее чуть не до обморока. Мужчины прошли в кабинет Горького, закрыли за собой дверь. И тут Горький не удержался от вопроса:

— Господи, Владимир Ильич! Где вы приглядели эту... эту красавицу? Не скрою: зная ваши вкусы, я более чем удивлен...

— Жена как жена, не хуже всякой другой.

— Но это же простая баба, мещанка или крестьянка!

— Да? — Ленин, прищурившись, бросил на Горького хитрый взгляд. — А еще пролетарский писатель! — Он укоризненно покачал головой.

— Женщина из народа, без сомнения, заслуживает всяческого уваженья, — согласился Горький, пойманный на слове. — Но жениться! Она что же — шантажировала вас? Заставила венчаться с нею?

— Заставила? — переспросил Владимир Ильич. — Что ж, можно и так сказать... Но к делу, к делу.

Тайна его женитьбы была такова, что он и под страхом смерти никому не рассказал бы о ней. Все началось в один из тоскливых, тягомотных вечеров, когда он, надеясь провернуть кое-какое дельце со старателями, поселился поближе к золотым приискам — в Шушенском, будь оно неладно, в этом сибирском Клондайке, на который столько русских авантюристов возлагали напрасные надежды.

Он тогда только что нанял отдельную избу, рассорившись из-за карточного выигрыша с жадюгой Зыряновым — хозяином избы, где до этого жил на постое, — и быт его оставлял желать много лучшего. В избе было грязно, из незаконопаченных щелей дуло, повсюду сновали тараканы, печка дымила — он так и не научился управляться с нею, — обеда никто не стряпал, по двору, забираясь через дыры в заборе, бродили соседские куры и свиньи, а его любимец сеттер скулил, некормленный... Идиотизм деревенской жизни всегда угнетал его, но у Зыряновых он по крайней мере за свои восемь рублей имел всегда чистую комнату, кормежку, стирку и чинку. А какие котлеты были, какие шаньги, какой самогон — чистый, что слеза!.. Он уже начал раскаиваться, что удрал от Зыряновых. С другой стороны, на отдельной квартире никто не лез с глупыми разговорами, не выспрашивал, чего он тут ищет, и можно было не опасаться за сохранность бумажника. Однако необходима была прислуга.