Правда «Чёрной сотни»

(то есть «православие, самодержавие, народность»), заявил следующее: «Совершили ли авторы «Вех» и этот шаг, мы пока сказать не решаемся (вот именно «не решаемся»! ― В.К.).Но путь их ведет сюда. И они уже стоят на этом пути. Выбор пути уже сделан».

И он взывал к веховцам:

«Вернитесь же в ряды и станьте на ваше место. Нужно продолжать общую работу русской интеллигенции» (то есть работу по разрушению исторической России…)».

Интеллигенция в России. Сборник статей. СПб., 1910, с. 130, 113, 171, 191

Итак, веховцы, согласно характеристике кадета, «уже стоят» на пути, ведущем к «черносотенству». Иначе оценивали «Вехи» и левые, и правые идеологи, которые прямо и открыто, без каких–либо обиняков говорили об их фактическом переходе в «черносотенный» лагерь (разумеется, первые говорили об этом с негодованием, а вторые с одобрением или даже с восхищением). И в самом деле: основной смысл статей главных авторов «Вех» никак не вмещался в идеологию центристских (не говоря уже о левых) партий, включая даже наиболее «правую» из них ― «октябристскую».

Правда, впоследствии те или иные веховцы проделали сложную, извилистую эволюцию; «грехи молодости» (начиная с пребывания в РСДРП) не прошли для них даром. Более или менее прямым был, пожалуй, только путь С. Н. Булгакова, во многом отошедшего даже от остальных веховцев и вступившего в теснейшую связь с вполне «правыми» В. В. Розановым и П. А. Флоренским. Он, например, оценивал и левые партии, и кадетов, и октябристов, в сущности, «по–черносотенному».

С. Н. Булгаков писал, в частности, о 2–й Государственной думе, где господствовали «левые» депутаты:

«Эта уличная рвань, которая клички позорной не заслуживает. Возьмите с улицы первых попавшихся встречных… внушите им, что они спасители России… и вы получите 2–ю Государственную думу. И какими знающими, государственными, дельными представлялись на этом фоне деловые работники ведомств ― «бюрократы»…»

Но, по сути дела, столь же неприемлемы были для С. Н. Булгакова и кадеты, игравшие ведущую роль ранее, в 1–й Думе:

«Первая Государственная дума… обнаружила полное отсутствие государственного разума и особенно воли и достоинства перед революцией, и меньше всего этого достоинства было в руководящей и ответственной кадетской партии… Вечное равнение налево, трусливое оглядывание по сторонам было органически присуще партии и вождям… и это неудивительно, потому что духовно кадетизм был поражен тем же духом нигилизма и беспочвенности, что революция. В этом, духовном, смысле кадеты были и остаются в моих глазах революционерами в той же степени, как и большевики»

Булгаков С. Н. Христианский социализм. Новосибирск, 1991, с. 302, 300. Цит. по кн.: Старцев В. И. Русская буржуазия и самодержавие в 1905–1917 гг. Л., 1977, с. 182

Особое негодование С. Н. Булгакова вызывала позиция «правого» кадета В. А. Маклакова. Последний подчас довольно резко расходился с Милюковым, который в eFO глазах был слишком «левым»; тем не менее осенью 1915 года Маклаков опубликовал вызвавшую сенсацию статью «Трагическое положение», основанную на весьма прозрачной «подрывной» аллегории:

«Вы несетесь на автомобиле по крутой и узкой дороге,

― писал он, имея в виду путь России в условиях тяжкой войны, ―

один неверный шаг ― и вы безвозвратно погибли. В автомобиле ― близкие люди, родная мать ваша. И вдруг вы видите, что ваш шофер править не может… В автомобиле есть люди, которые умеют править машиной, но оттеснить шофера на полном ходу ― трудная задача».

И Маклаков развил скользкую дилемму: или следует подождать времени,

«когда минует опасность»

(то есть окончится война), или внять матери, которая

«будет просить вас о помощи»,

Булгаков С. Н., цит. изд., с. 310, 300, 302, 313

и все же немедля отстранить не могущего править шофера; кадеты абсолютно необоснованно полагали, что они–то «умеют» и могут править Россией…

С. Н. Булгаков вспоминал позднее, как «в обращение было пущено подлое словцо В. А. Маклакова о перемене шофера на полном ходу автомобиля, и среди мужей ― законодателей разума и совета (то есть либеральных думских депутатов. ― В. К.)совершенно серьезно обсуждался вопрос о том, внесет ли это какое–либо потрясение или нет, причем, конечно, разрешали в последнем смысле». Сам же С. Н. Булгаков, как он формулировал,

«видел совершенно ясно, знал шестым чувством, что Царь не шофер, которого можно переменить, но скала, на которой утверждаются копыта повиснувшего в воздухе русского коня».

С негодованием писал С. Н. Булгаков о политике кадетов и октябристов в конце 1916 года, в канун Февраля: