Для начала бывшего разведчика удивило, затем рассмешило, а затем и возмутило, что, например, освобождение города Холм, участником событий которого он был, полностью приписали партизанам. Да, немцы внизу на площади вокруг колокольни панически кричали: «Рус партизан!» — когда сверху их расстреливали он и его разведчики. Но в штабных донесениях, как оказалось, по показаниям пленных, в город ворвались партизаны, а о разведчиках — ни слова. Факт ухода немцев из Старой Руссы, провороненный нашими, оказался искаженным настолько, что только руками всплеснуть.
Да мало ли такого было! Тот же август 1944-го в Прибалтике, а погром 123-й дивизии там же в мае 1945-го и т. д. Одну историю войны писали и пишут генералы, а другая история ее — в памяти ветеранов, в их записках, воспоминаниях, в живых документах. И это важно для тех, кто еще будет писать правдивую историю Второй мировой, историю России тех дней, когда важным окажется любое живое слово, штрих, факт, отмеченный современником, участником событий.
Записки эти важны и для живых ветеранов.
На Богословском кладбище в Петербурге у Игоря и меня были заботы — привести в порядок памятник родным. Потом пошли пройтись по аллеям, и вдруг, буквально в десяти-пятнадцати метрах от ограды, в которой они сажали цветы, Игорь увидел гранитную стелу среди аккуратных цветов, песочка: «… медицинскоЙ службы Джанелидзе…» Человек, спасший его будущее. Фронтовой хирург в 45-м И выдающийся врач, хирург через десятилетия. Игорь сходил к воротам кладбища, купил у дежурных бабулек цветы и положил к камню. На следующий год две пожилые женщины увидели, как он там же кладет цветы, разговорились. Память живет в живых.
Игорю спас ногу Джанелидзе, спас и его послевоенную судьбу. А могло быть иначе. Служебные дела в Сибири занесли его в Читу. На крутом, сухом морозе не выдержал синтетический каблук сапога, лопнул. Заглянул в первую по дороге сапожную мастерскую, там показали рабочее место в уголке, где сидел располневший от неподвижной жизни немолодой человек без ноги и лихо, профессионально легкими движениями загонял гвоздики в сапожок, натянутый на чугунную лапу.
— Поможете мне? Я в командировке, переодеть с собой нечего, выручайте!
— Чего не помочь, давайте, что там у Вас? — И поднял глаза на Игоря. Что-то начало меняться в лице егоудивление, восторг, боязнь, что разрушится что-то удивительное. — Слушай, ты был разведчиком? Я тебя узнал! Ты был в нашем полку в разведке! Правильно? — И он заговорил, заговорил, и слезы вдруг потекли из его глаз. Впервые за многие десятилетия встретил однополчанина, ни с кем не имеет связи, все потеряно, да и не пытался искать. А тут — подарок судьбы!
За разговорами провели несколько часов, так просто, поблагодарив за сапог, уйти было нельзя никак. Конечно, были и фронтовые сто грамм за помин душ отлетевших. А для человека из далекой Читы, Васи Лисина был праздник общения с прошлым, с фронтовой молодостью.
Прошло столько десятилетий с мая 45-го, в такую временную даль тогда и не заглядывали, только бы до родного дома добраться. И вот отмечается очередная памятная дата освобождения Старой Руссы. Из участников боев за город собрались не более полутора десятков человек, да ветераны — жители города, воевавшие на других фронтах, — почетные гости города, мало их. Сменились знамена, лозунги, но город верен своему военному прошлому. В праздник памяти, отмечавшийся широко, с салютом и прочими атрибутами, вернулось и, казалось бы, совсем утраченное — душевная человеческая потребность воздать должное павшим — по-людски, по-православному, а не только по-советски. В главном соборе города — Вознесенском, недавно восстановленном и только что открытом, состоялась панихида. На службе присутствовал митрополит Новгородский и Старорусский Лев. Еще на подходе к собору Игорь увидел снова ту самую колокольню, что полвека назад его стараниями лишилась самого верхнего изящного яруса, четвертого, сбитого артиллеристами вместе с НП противника, при его непосредственном участии. И снова стало тошно душе, затосковала она по убитой красоте. Панихида кончилась, священника сменил митрополит, и служба продолжалась. Тихо пройдя среди внимающих словам митрополита, Игорь приблизился к священнику собора и, дождавшись конца службы, обратился к нему:
— Батюшка, хочу покаяться, снимите грех с души!
Внимательно и участливо отец Владимир выслушал короткий рассказ о колокольне, попросил минутку подождать и вернулся с митрополитом, рассказ повторился. Митрополит, внимательно глянув в глаза Игорю, как бы проверяя искренность слов, поднес ко лбу его сложенные куполом руки, от которых пахнуло глубоким теплом, и сказал:
— Бог всемилостив, Господь простит…
И как будто развязался какой-то узелок, стягивавший душу, ушло какое-то внутреннее напряжение. Два-три сопутствующих слова, священнослужители вернулись к своим делам службы в соборе, которая продолжалась, Игорю захотелось выйти под открытое небо, увидеть белый снег, солнце. Много необъяснимого в душе твоей, человек.