Правда фронтового разведчика

Отец мой про войну совсем не рассказывал — не то время было, тем более про бои на подступах к Москве. Многое из того, что рассказывают по сей день про битву под Москвой, было не так. Потому в те годы и молчали. Но батальонный комиссар Власов И.И., видно, воевал по-русски, за спины не прятался. Об этом говорят и солдатская медаль «За отвагу», и две Красные Звезды из 41-го года, и другие награды полковника Власова. Помимо памятных, фронтовых наград есть несколько фронтовых фото, отпечатанных в минуты затишья прямо с пленки «Лейки» где-то в редакции фронтовой газеты.

Все мужчины в моем роду хлебнули войны. Воевали братья отца. Младший — Николай, не успев закончить горный институт, прошел финскую кампанию. Отечественная война снова отложила окончание института. Провоевал все 1400 дней — кроме солдатских наград — главная — участник Парада Победы на Красной площади. Завершил наконец институтский курс и уехал в Среднюю Азию — занялся геологией урана. Фронтовые его песни распевались в окопах уже как народные, без имени автора. Запомнилась только одна, еще из мирного времени, геологическая: «Ты уедешь к северным оленям, в жаркий Туркестан уеду я…». Воевали мамины братья, племянники. Вспомнились мамины рассказы о том, что лет в пятьшесть, это в году 1908-1910-м, играла она Георгиевскими крестами деда, моего прадеда, которые он получил в Крымскую кампанию 50-х годов уже позапрошлого, XIX века. Мужчин война не обходила… Вот и Игорь — фронтовик, ветеран.

Музей г. Холм. Довоенная картина местного художника. Видна церковь, где разведчики Бескина И.А. водрузили флаг освобождения и на месте которой сегодня размещен Мемориал воинской славы

Для врачей результат операции Игоря был особенным — в таком-то возрасте, в 81 год, с таким-то сопутствующим госпитальным «букетом» — рискнули. И удачно. Все заживало быстро, скоро на выписку.

Господи, неужели все позади! Гуляем, радуемся солнцу, покупаем арбузы, дыни, радуемся цветам, облакам, упиваемся музыкой! Живем!

Но через пять недель начались ночные «звоночки» — неотложки. Все равно Игорь собрался даже ехать на дачу. Сказал об этом лечащему врачу. Кардиограммы показали — неотложки были неспроста: бессимптомный, что характерно для диабетиков, аж двойной инфаркт. Организм не справлялся с перестройкой после операции. Очередное пребывание в госпитале состояния не улучшило. И снова неотложки — сердечная астма.

И вот наступила ночь, когда сердце перестало подчиняться врачам и лекарствам, и хватило пяти минут, чтобы оно отпустило душу на свободу.

Только что разговаривали, днем гуляли в парке, а к ночи опять… Пересаживается в кресло. «Вызывай!» Суета врачей, уколы, массаж, «чуть бы пораньше вызвали!» На подходе реанимобиль. Сознание Игоря ушло, на имя не реагирует. Побежала встречать машину. Подъехали, но не торопятся, бегу к ним. «А нам передали — уже не нужно». Влетаю в квартиру… Все ясно, «вы сами-то примите капель 60 валокордину…» Какие-то 15–20 минут я все еще не осознаю, что все разрублено с плеча, вмиг, и все равно еще не доходит…

Врачи, какие-то бумаги, два милиционера, глубокая ночь, но тут же помощь — соседи… А в спальне в кресле сидит он. Кругом капли крови, пустые ампулы, клочки ваты. Лицо — не его, другое. Уговариваю себя: ЕГО ТАМ УЖЕ НЕТ! Это его оболочка. Милиционеры помогают уложить, укрыть простыней. Наконец, все уходят, тишина. Остается только друг — соседка, до утра. Тихо переговариваемся. Все еще не доходит, что его нет.

Ангел-хранитель принес ему легкую смерть, светлую, без мук. Слез еще нет… 21 августа — мой черный день. Вот и не верь астрологам: сегодняшний день в его астрологическом календаре обведен красным — опасность! Все еще не доходит, что его нет, но стучит мысль — там его оболочка. Это как-то отрезвляет, успокаивает. Он ушел в другое измерение, в другие частоты жизни. Сущность — душа отделилась от тела и начала свою, новую свободную от физического тела жизнь. Но она еще тут, далеко не улетела, она еще не просто сочувствует мне, она помогает справиться с потрясением — почти четыре десятка лет была одна душа, и вот — половинка души отлетела…

Стою в торце темно-серого мраморного постамента — траурный зал. Черные ступени мраморного пола, венки, приглушенные свет и музыка, на присутствующих темные одежды, цветы. В ногах на подушечке ордена, медали. Смотреть лучше на них, на цветы. Глаза выше не поднимать, туда за цветы лучше не смотреть. Нервы завязаны в тугой узел. Главное — держаться! Там среди цветов — он. Но его там уже нет! Душа, вырвавшаяся из тела, парит где-то тут, рядом, и Игорь с легкой ироничной улыбкой вслушивается в слова друзей, коллег, всматривается в детали ритуала, в лица. Слова теплые, печальные, душевные, искренние. Рядом дочка, внуки, довоенные одноклассники, коллеги по науке.