Подходил к концу сорок третий год и год фронтовой утомительной и опасной жизни лейтенанта Бескина. Рейды в разведку давно стали «работой». На других фронтах что-то происходило, а тут стоили, упершись как два барана на узком мосту. Но основную роль фронт выполнял — связывал значительные силы противника, не позволяя перебрасывать их на другие фронты.
Разведка противника всегда нужна, хоть в обороне, хоть в наступлении. Даже когда полк отводили в тыл на отдых, пополнение, разведчиков, бывало, вызывали в расположенные на переднем крае части — для них передышки не было. Вообще- то разведка была и в танковом полку, и в полку связи, и у артиллеристов. Но у артиллеристов разведчики сидели на наблюдательных пунктах, разведка связистов или танкистов не лазила за «языками- Эта задача была только на плечах заурядной пешей разведки стрелковых частей, тех, в которых матушка-пехота войну избывала.
И все ползком, все затаившись. Летом, прокладывая проходы в минных полях и проволочных заграждениях, честили немцев, которые привязывали к проволоке пустые консервные банки, устраивали против разведчиков прочие хитрости. Поминали всех праотцев, когда простые сучки, валежины вдруг случайно могли хрустнуть под ногами, когда предательский стрекот сороки выдавал присутствие человека, когда не вовремя вдруг могли качнуться кусты. Зимой было легче — все присыпало снежком, но под ним таились мины. 8 поиске у разведчиков мелочей не было, все надо было предусмотреть. Учились использовать каждую лазейку, каждую, казалось бы, несущественную деталь. Например, приспосабливали немцы пулемет с эксцентричным креплением на станке, чтобы стрелял он методично, веером, с минимальным темпом стрельбы. Поэтому разведчики точно знали, что в промежутке, когда огонь «ушел» вбок и пока пулемет вновь будет повернут в исходное положение, можно успеть проскользнуть опасную простреливаемую зону и т. п.
Разведка — это тихая атака, длительная, выматывающая нервы, сжимающая человека в пружину не на минуты, как в обычном бою. а на часы, сутки, что далеко не все способны выдержать. Да и атака-то не всегда тихая: обнаружат, накроют огнем так. что и свет белый в копеечку станет. В разведке быть храбрым — еще не самое главное, важнее сообразительность, быстрая реакция, умение действовать сообща. Но больше всего сил забирали операции по захвату «языков».
Военная мысль старших начальников войны минувшей, казалось, застряла на категориях Первой мировой и Гражданской войн, когда боевые действия велись как бы в 'натуральном- виде: — вижу врага — стреляю, не вижу— не стреляю-, когда не было радио- и телефонных перехватов, не было современной аналитической работы с документами, публикациями в прессе и пр. Всего этого в головах начальников не существовало, и. как в те давние времена, все упиралось в идею «языка» как источника ииформации о противнике и как вещественное доказательство активности войск, умелости руководства ими. Бумажку, документ можно подложить, состряпать, а «язык» — это весомо, предметно, доказательно.
«Язык», естественно, был нужен не столько для уяснения высоких стратегических замыслов, ему, естественно, недоступных, а больше для выявления, уточнения нумерации военных подразделений противника, их дислокации. Те, кто сидел в окопах, прекрасно все это знали и без «языков»: солдатские книжки убитых немцев, документы, захваченные в окопах противника, убедительно сообщали о частях противника, противостоящих нашим. Замену частей улавливали даже без «языков»: сменялся характер шума двигателей, изменялся говор солдат, в другое время приносили обед, появлялись собаки и прочее. Солдатские книжки убитых немцев, которые удавалось подобрать на нейтралке, отсылались «наверх». Там они сверялись по справочникам наименований частей, полевых почт и пр., уточняли их движение. Но разведчики тоже не лыком шиты. Зная собственным хребтом, чего стоит взять одного «языка», придерживали часть солдатских книжек убитых немцев, иногда пересылали эти книжки с таким запозданием, когда часть была уже заменена. Поэтому — наверху-всегда требовали именно живого «языка», не доверяя донесениям разведчиков, которые, как полагали «наверху», только и знают, что отсыпаются на нейтралке. Получалось вроде «вор у вора дубинку украл», это все вписывалось в систему взаимного недоверия, подозрительности, пронизывавших людские отношения начальников.
Расплачивались за все это люди жизнями. За каждым «языком» приходилось выходить в ночной поиск пять-шесть раз. Без потерь обходилось редко. Чаще всего «язык» стоил жизни нескольким разведчикам, иногда с ранеными это выхватывало из боевого строя до двух десятков человек.