Правда и блаженство

Алексей свернул с Тверской улицы на Страстной бульвар, чтобы за углом припарковать машину и вернуться пешком к Елисеевскому магазину за сигаретами. Проходя мимо Пушкинской площади, он замедлил шаг. У Пушкина разгорался митинг. На белом плакате, который держал долговязый молодой человек, краснела рукотворная надпись: «КПСС — к суду!» Рыхлая, некрасивая, толстая женщина, с толстыми губами, в тяжелых очках надрывно затараторила в мегафон. Она держала фотопортрет Горбачева, под которым было написано: «Хайль Горбачев!» Это была Валерия Новодворская. Разобрать ее речь Алексей Ворончихин не мог, да и не вслушивался, ухватывал невольно отдельные фразы, на которые ораторша наиболее нажимала.

— Мы в стране, где не убраны памятники Сталину!.. Коммуняки затыкают рот Андрею Сахарову!.. Страна все еще лагерь, где… Из Прибалтики наконец-то оккупационные советские войска… Гитлер и Сталин — два политических близнеца…

Вокруг Новодворской негусто толпились люди. Останавливались прохожие зеваки. Люди казались странно обезличенными: невозможно было понять, кто они по национальности, по социальному статусу. Даже возраст этих людей было трудно определить, а у некоторых — даже пол… Все они казались людьми непонятных профессиональных занятий: то ли домохозяйки, то ли «вечные» студенты, то ли безработные неудачники, то ли бывшие сотрудники НИИ, то ли политически подкованные пенсионеры, то ли безвозрастные гуманитарии, чья трудовая стезя очень расплывчата. Их можно, наверное, причислить к интеллигенции, — подумал Алексей, с иронией оценивая сборище под Пушкиным. Наконец Новодворская разорвала портрет Горбачева. Очки ее заблестели от смелости и довольства.

«Нет, батенька! — мысленно произнес Алексей картавым голосом Ленина. — Как бы ни критиковали Советскую власть, она людей напрасно в психушку не сажала». Все знали, что Новодворская еще недавно находилась на лечении в спецбольницах с диагнозом «шизофрения, параноидное развитие личности». Диагноз никто нигде не опроверг.

Возвращаясь из Елисеевского магазина, который не мог кичиться ассортиментом, но который распирало от покупателей, Алексей увидел у памятника другого оратора. Мелкорослый поп с рыжей бородкой, в рясе, с серебристым крестом, что-то бормовито гудел в мегафон. Алексей узнал его: Глеб Якунин.

«Попу надо в церкви служить. Чего грачом виться вокруг Пушкина! — мимоходом подумал он. — Жаль, Пушкин плюнуть на вас не может!» Алексей рассмеялся, уловив самодовольные блики на очках Валерии Новодворской. Она стояла рядом с гудящим попом-расстригой. Вскоре митинг взяла в кольцо милиция. Митинг был явно не санкционированный, и Новодворская, к своей радости, опять угодит в милицию…

В Останкине было тихо, по-рабочему. Напряженность здесь бесшумно вибрировала. В телецентре с пустыми длинными коридорами, прокуренными холлами, жуткими туалетами, где всегда в унитазах текла вода, валялись окурки и были сбиты краны над раковинами, напряжение проникало из студий, из кабинетов, здесь витал шепот осуждения, одобрения и злобы. Под шпилем телебашни, остроязыко называемой шприцем, судили, рядили и ждали, словно вот-вот наступят именины дьявола, — здесь, «на игле», чуяли: маховик русской истории, стремительно набирая обороты, пошел вразнос.

Перед приемной и кабинетом Марка Гольдина в гостиной с мягкими угловыми диванами, журнальными столиками и раскидистой унылой пальмой перед огромным окном, Алексея встретила редактор-референт Марианна.

— Марк Аркадьевич задерживается в Моссовете. Но вы пришли вовремя. Сейчас у Олега Назарова — прямой эфир… Наш гость, историк Сайкин, не сможет. Сердечный приступ в дороге. Жара… — Пышечка Марианна, как всегда, была прибрана, надушена и налачена, с кремовой воздушной косынкой на шее, оттеняющей большие карие глаза. — Алексей Васильевич, давайте сразу в гримерку. Потом в студию, на эфир… Вы заместитель главного редактора крупного издательства, историк. Всё подходит…

Алексей ничему не удивился. Он спокойно пошел за Марианной, наблюдая, как ее полные бедра колышутся под бело-бежевым льняным платьем. Сидя в кресле гримерной, где стилистка пудрила ему щеки и маскировала легкую аллергическую краснину на подбородке, Алексей вспоминал о только что произошедшем знакомстве, там, в гостиной Марка Гольдина. Диалог в прямом эфире его заботил меньше, чем опасение, что потеряет свою новую знакомую. В гостиной у Марка, в уголке на диване, сидела девушка, голубоглазая, со светлыми распущенными волосами, в розовой кофточке, легкой, почти на просвет, и светлой мини-юбке, скромно поджав ноги; он ее будто бы видел где-то раньше, встречал, но скорее всего — не видел, а хотел бы видеть… Он очень боялся, что она может уйти, исчезнуть навсегда, пока он будет на эфире в студии.

Ведущий передачи «Новый взгляд» Олег Назаров, с которым Алексей был шапошно знаком по университету (один факультет закончили), провел краткую беседу перед эфиром: