В итоге всё сводилось к одному: победителя не судят. Сталин даже как символ беспримерно велик и внес колоссальный вклад в дело Победы. Но какова цена? Павла Ворончихина всегда раздражали слова модного песнопевца: «А нам нужна одна победа — мы за ценой не постоим…» Что значит: за ценой не постоим? Чем платить думаете? Кем? Двадцать семь миллионов… А число калек? Пленных? Только в начале войны, в 1941-ом, подняли руки вверх больше двух миллионов советских солдат… А если бы цена Победы была сорок, пятьдесят миллионов? Всё равно — Сталин великий вождь и генералиссимус! За ценой-то он не стоял… Тот же жирный лис, враг России Черчилль восхвалял Сталина. Советский узурпатор был ему тактически очень удобен и выгоден. Ведь миллионы погибших в борьбе с Гитлером — русские, не англичане!
Павел Ворончихин регулярно инспектировал свой мотострелковый полк. Поднимал подразделения по «тревоге», заходил в казармы, в столовую, в техпарк, на склады, в караулку, на стрельбище. Он вглядывался в лица солдат, сержантов, прапорщиков, взводных… Это были преимущественно простые русские лица. Дети крестьян, рабочих, служащих из небольших русских городов и сел. Простолюдины. Таких в годы сталинских преобразований и войны считали
Апологеты Сталина, которых было немало среди военных, твердили, что вождь исполнил величайшую, пусть и жестокую миссию: крестьянская патриархальная Россия, которая лишь в 1861 году сполна отряхнулась от крепостничества, в несколько ударных пятилеток двадцатых-тридцатых годов стала индустриальной державой с мощной военной машиной. Это было не просто изменение политического строя — изменение уклада, самой сути страны — шестой части суши! Выходило, что «отец народов» был феноменальным стратегом. Посему даже страх и лесть перед ним простительны. А жертвы, сколь бы ни были велики, оправданы. Ведь и народ в массе своей не роптал — никаких поползновений против вождя. Трудовой энтузиазм, стахановцы, гигантские стройки, праздничные демонстрации, выставки достижений народного хозяйства, московский метрополитен… Этакий вариант фанатичного безжалостного прогрессиста, последователя Петра Первого. Даже в деревне перед войной жизнь налаживалась, под рев тракторов из МТС становилась «веселей», люди пели, влюблялись, мечтали, впрочем, молодость крестьянину декретом не отменить…
Сталинский кровавый прогресс пережит, думал Павел Ворончихин. «Хозяин» — фигура уже неподвижная в истории.
Военные в России — реальная действенная сила. Но почему ими играют изверги и слюнтяи? Разве, принимая присягу, военный человек перестает быть гражданином, сыном или отцом? Что, урок повешенных декабристов засел в печенках? Кадровый военный в России боится трона?
В сталинскую пору на верху так и не нашлось смельчака офицера, который укротил бы деспота. Но сегодня даже пули и яда не требуется. Горбачева достаточно щелкнуть по носу: «Всё, Горбатый! Болтовне и растленью конец!» Павел Ворончихин стискивал зубы от досады: почему высшие офицеры — молчок? Не все же они карьеристы и трусы?
Демагогию нельзя победить демагогией. Зло нельзя одолеть добром. Только губошлепы и писаки могут нести непротивленскую околесицу, по законам которой сами не проживут ни дня. Зло истребляется силой, расчетом, хладнокровным разумом, необходимым насилием. Когда правитель разлагает народ, малое зло — уничтожение правителя — оправдано перед большим злом национального разложения. Это азбучная истина, думал Павел Ворончихин.
Уволившийся из армии майор Шадрин злопышуще подстрекал военных к грубому восстанию со стрельбой из «Града» по растленному Кремлю… Павел Ворончихин и Шадрин теперь не встречались, их отношения держались на дружбе сыновей, Сергея Ворончихина и Егора Шадрина, оба поступили в технологический институт. Но теперь-то, подобно скинувшему форму приятелю, Павел Ворончихин с азартом рисовал вооруженное восстание, на острие которого будут люди в погонах.
Смелый клич отважного полководца «Да восторжествует порядок и справедливость!» будет тут же подхвачен честным офицерством. Во всех воинских частях пройдут собрания, объяснят, что