Правда и блаженство

На этот раз Ельцин с некоторым снисхождением, граничащим с высокомерием, осмотрел собравшихся. Он почувствовал в эту минуту себя по-настоящему рулевым, главным, верховным. Что бы ни говорили все эти министры, последнее слово за ним! «Я президент, а не вы! Президент будет решать: вводить войска в Чечню или не вводить! Разболтались тут…» — в третьем лице подумал о себе Ельцин, сжав в правом кулаке ручку.

Вскоре оттенок тонкого пренебрежения к людям, сидящим перед ним за столом по обе стороны, сменился: что-то обидное и укорительное появилось в мыслях Ельцина: «Вы тут наговорите про Конституцию. Про порядок. А в Чечне дров наломаете. Настреляете там… Отвечать президенту. На меня все шишки спишите, понимаш».

Когда совещания требовали принятия ключевых решений, Ельцину было важно ухватиться за чью-то генеральную мысль, принять ее и упрямо продавливать как собственную. Спорщиков он не любил. Да и рьяных — не держал в своем окружении. Меж собой министры — стукайтесь лбами. А с ним, с президентом, перечить не сметь! И сидеть так, как он вас посадил!

Сейчас пристальное внимание Ельцина докатилось до Министра иностранных дел. Тот, грустно повесив нос, не проявлял желания дискутировать, искоса и исподлобья поглядывал на персон за столом. Но взгляд Ельцина глава дипломатии вовремя усёк, скинул с себя отрешенность, понял, что пора и ему молвить слово:

— Американцы дадут добро. С ними легче договориться. С Европой — сложно. Наблюдатели запросятся. Совет Европы. На своей территории армейская операция… Мирное население, жертвы… Для нас Чечня — это сепаратизм. Для них — борьба за свободу и независимость.

— Я думаю, — заговорил осторожный Глава администрации президента; ему тоже надо было как-то засветиться на совещании, хотя от него никаких предложений никто не требовал, — опаснее мировой общественности будет собственная пресса. Правозащитные организации. Депутаты…

— Депутатов мы пошлем… — негромко выругался Ельцин. — Их мы еще слушать будем.

— Правозащитники? — спросил Директор службы внешней разведки. — Кто такие правозащитники? Они чего для страны сделали? Чего они защищают? На кого работают? — Вопросы остались без ответа, да и не требовали ответа. — Тут есть другой аспект: весь исламский мир будет на стороне Дудаева. Не исключены наемники из стран Ближнего Востока.

— Мы же не погромы затеваем, — сказал Директор ФСК. — Мы начинаем борьбу с бандформированиями. Наведение конституционного порядка на территории России. Общественное мнение надо подготовить.

— Нашей прессе, чего ни сделай, все не так, — заметил Министр внутренних дел.

— Собака лает — караван идет, — бросил афоризм Министр по чрезвычайным ситуациям.

Ельцин посмотрел на него, попытался вспомнить его отчество: у него было какое-то заковыристое инородческое отчество. Вспомнить Ельцину не удалось: опять прихлынула боль в голову. А изречение «Собака лает — караван идет» показалось изнурительным… Ельцин невольно представил лающую собаку, — низкорослую лохматую беспородную дворнягу, которая надрывается в гавканье. Мимо нее, невзирая на лай, шествует караван… Верблюды… Пустыня… Жгучее солнце… Нестерпимая жара… Ельцин еще сильнее почувствовал головную боль.

Он понимал, что из организма уходит последний алкоголь. Это был ночной алкоголь. Ельцин часто просыпался среди ночи. Не мог уснуть, бродил по дому. Вчера в бессонный час он вызвал к себе верного человека, Начальника охраны и… Казалось, они немного и выпили. Потом, уже под утро, Ельцин крепко уснул. Но теперь организм не хотел расставаться с алкогольной напитанностью. Когда вытравливалась из крови последняя доля, организм Ельцина страдал, приступами накатывала головная боль. Стоило перетерпеть, отмучиться. Или… Ельцин посмотрел на Начальника охраны. Тот подобострастно поймал его взгляд и, конечно, все понял. Начальник охраны — человек, проверенный годами службы, сотнями застолий.

Ельцин поднял указательный палец правой руки. Этот жест все собравшиеся знали — слово президенту.

— Сделаем перерыв! — негромко и твердо, напустив на себя строгий деловой вид, сказал он. Теперь он сжал правую руку в кулак. — После перерыва примем резолюцию… Остыть всем надо, понимаш. Потом и поставим самую последнюю точку.

Он поднялся из-за стола и, по привычке припрятывая беспалую ладонь, прижимая ее к тулову, пошагал к выходу из залы. Адъютант открыл дверь. За президентом следовал Начальник охраны.

Они сидели в комнате отдыха вдвоем. На столе — закуски и чай.

— Водки налей! — сказал Ельцин.

Спиртными напитками в их застолье, по обыкновению, ведал Начальник охраны, — безотказный задушевный собутыльник. В тот момент, когда Начальник охраны вынул из холодильника-бара запотевшую бутылку водки, когда желание выпить почти исполнялось, Ельцин еще острее почувствовал боль в голове и еще острее услышал позыв организма.

— Ну! В фужер лей! Чего мелочиться, — сказал Ельцин, поднял наполненный наполовину хрустальный фужер и, не дожидаясь реакции Начальника охраны, опрокинул водку в рот.

Водка почти не горчила, в ней совсем не чувствовалось крепости.