— Инна! Ко мне! Инна, шаго-ом марш! — Но потом начинал горько плакать, извинялся перед Инной, требовал, чтобы она его простила; он молил Инну, заклинал, потом падал на колени, говорил, что не достоин ее, и плакал, жалобно скуля, подвывая, скрючившись на прикроватном коврике, словно пес.
Весь дежурный персонал гостиницы подходил к его номеру, чтобы посмотреть на человека, который кается в чем-то, умоляет и безумно ждет встречи с какой-то Инной. В период краткого просветления Алексея дежурная горничная даже спросила:
— Она вам кто, эта Инна-то? Неужели жена? Вот чудеса-то!
Ответа любопытная горничная не познала. Алексей вновь провалился в рваный сон, в глюки.
Человек в штатском будил Алексея толчками в плечо, но не жестоко, не по-милицейски. Хотя за спиной у человека в штатском стояли три вооруженных верзилы омоновца, которые наверняка умели будить…
— Что за чертовщина? — очухался Алексей.
— Оденьтесь и проследуем с нами.
— Зачем?
— Вы собирались лететь в Краснодар?
— Когда?
— Вчера вечером.
— Ах да! К Инне! Где мой телефон?
— Телефон у вас изъяли. Проверяются ваши звонки.
— А где майор Суслопаров?
— Он уже дал показания и улетел в Мурманск.
— Мужики, чё случилось-то?
— Самолет «Ту-154», следовавший рейсом из Домодедово до Краснодара, взорвался в воздухе, — холодно и учтиво сообщил человек в штатском. — Все пассажиры и члены экипажа погибли. Скорее всего, это был террористический акт. Есть предположение, что взрывчатка находилась в багаже. Вы свой багаж сдали, но не улетели…
— Так я ж!
— Собирайтесь! Все обстоятельства выясним в отделении.
— Боже! Башка-то как трещит…
— Еще бы, — ухмыльнулась горничная, которая появилась принять номер после постояльца.
Алексей вышел из гостиницы в сопровождении омоновцев, взглянул на небо. Чистое, высокое, ни единого облачка, ни единой зацепки, — бесконечное как сама смерть… В мозг лезли шальные метафоры, обрывки глюков. Самолет взорвался. А его там не оказалось. Он уже регистрацию прошел, багаж сдал… Он опять глядел в небо, словно искал остатки крушения.
Телефон Инны молчал. Длинные пустые загадочные гудки, потом — обрыв, короткие зуммеры. Алексей прилетел в Краснодар. Здесь ее телефон тоже гундосил впустую.
— Вы из милиции? — спросил Алексея пожилой человек в шляпе, с маленькой тяпкой в руках. Это был садовник, он открыл калитку Инниного дома, — белокаменный особняк, утопающий в зелени, окруженный клумбами.
— Нет, я из страховой компании, — уклонился Алексей, почуяв некую опасность.
— Инну Эдуардовну в больницу увезли. С головой худо стало. В психиатрическую клинику к Саркисяну.
Доктор Саркисян оказался не только главным врачом элитного «желтого дома», но и другом семьи Инны Эдуардовны. Дородный армянин, курчавый, с сединами, с волосатыми руками, спокойный как слон, он говорил с небольшим красивым акцентом, говорил тихо, вразумительно и неколебимо, — будто на сеансе психотерапевта. Казалось, этот человек всё знал, не позволял с собой спорить, убеждал не столько словом и аргументом, сколько невозмутимым ученым видом и белоснежным медицинским халатом:
— Сичас Инна спит после капельницы.
— Мне нужно срочно ее видеть! Я жив!
— Чем дольше она будет спать, тем для ниё лучше. Вас ей вабще жилательно не видеть.
Алексей настропалился, замер вопросительно. Такими доводами врач не может легко бросаться!