Правда и другая ложь

Генри побежал прочь. Он бежал вдоль кромки берега, глядя на море. Молодая женщина огляделась и, подойдя к велосипеду, принялась осматривать камень. Краем глаза Генри заметил, что она наклонилась и подняла белье Марты.

Генри пробежал от одного края бухты до другого. Вода хлюпала у него в сапогах. Запыхавшись, он снова подбежал к велосипеду. Девушка сидела на камне, держа на коленях вещи Марты. Она видела, как Генри упал на землю и закрыл лицо руками.

Она продолжала сидеть на камне, когда приехали спасатели с моторными надувными лодками, спустили их на воду и приступили к поискам. Два часа спустя прилетел вертолет береговой охраны и начал описывать круги над бухтой. Рыбаки с собаками прочесывали ее окрестности.

Несмотря на шум в моторном отсеке старого куттера, Обрадин расслышал рев мощных двигателей. Из чада трюма он выбрался на палубу «Дрины» и увидел, как над бухтой кругами летают тяжелые военные вертолеты. Это означало, что ищут утопленника или затонувшее судно. Обрадин снова спустился в трюм, ощупью, сквозь густой дым пробрался к двигателю и заглушил его. Дизель «Дрины» перестал держать обороты. Давление в цилиндрах упало, и утекало масло. Двигателю пришел конец, и Обрадину оставалось только гадать, где взять денег на новый мотор. «Дрина», конечно, была не морским траулером. Сельдь перестала подходить близко к берегу, и Обрадину приходилось с каждым годом ходить за ней все дальше и дальше в открытое море. При этом он не жалел двигатель, и тот наконец отказал.

Когда Обрадин подъехал к берегу и выпрыгнул из машины, то сразу увидел Генри, стоявшего по пояс в воде. Двое мужчин держали его под руки и вели к берегу, к ожидавшей машине «Скорой помощи». Лицо Генри было смертельно бледным, он не мог стоять. У бухты уже собралась половина населения деревни, никто не говорил ни слова, но думали все об одном и том же. Обрадин поймал взгляд Генри. Его глаза были похожи на кварц, расплавленный на песчаном берегу ударом молнии.

Эленор Реенс, коротко остриженная, приземистая женщина-бургомистр в желтой штормовке протянула Обрадину бинокль и подтвердила неизбежное: «Никакого погребения не будет. Она уже очень далеко отсюда».

Обрадин посмотрел на море в бинокль и перекрестился. Кроме этого, делать здесь было уже нечего.

К вечеру ветер усилился. Вдоль берега курсировали два траулера с водолазами, прибыл также катер береговой охраны – тоже с водолазами, хотя надежды уже не осталось. К полуночи поиски были окончены. Один за другим в деревне начали гаснуть огни. Только в кабачке люди засиделись допоздна – они пили и обсуждали страшное происшествие. Ни у кого не возникло и тени сомнения в том, что эту скромную женщину, жену писателя, во время купания унесло течением в открытое море, где она и утонула. Все ее видели, но никто не был с ней знаком. Марта Хайден для местных жителей всегда была только женой писателя. Она редко ходила за покупками и практически никогда не гуляла по окрестностям. Она лишь в любую погоду приезжала на велосипеде к бухте и купалась, всегда в одиночестве. Сочувствие жителей деревни было целиком на стороне одинокого человека, который проведет сегодняшнюю ночь один, без жены – без утешения и надежды на ее возвращение.

VII

Тишина, вызванная отсутствием человека, уникальна. В этой тишине нет ничего знакомого, ничего надежного. Эта тишина давит на нас своим враждебным укором. Бесшумно всплывают тени воспоминаний, и начинается игра образов. Обманчивые иллюзии переплетаются с действительностью, голоса зовут нас, и возвращается, оживая, прошлое.

Генри долго стоял в темноте дома, закрыв за собой дверь, и прислушивался. Дом стал другим. Марты не было – он совершенно жалким образом остался один, запертый в тесном доме наедине с демоном своей совести, который, несомненно, яростно на него набросится. Он убил не ту женщину, одним необдуманным и торопливым поступком, без необходимости и смысла отнял у себя все, разрушил свою жизнь. Наказание уже началось. Воспоминания, снова и снова возобновляясь, будут преследовать его изо дня в день. Став хранителем своей тайны, ты навсегда потеряешь покой и безмятежность, – так начала Марта свой роман «Особая тяжесть вины», – ты не сможешь никому исповедаться и никогда не сможешь ее забыть. Наверняка Марта имела в виду его. Ну конечно, а кого же еще?

Театрализованные поиски на берегу оказались убедительными. Встреча с молодой женщиной стала просто даром небес, ибо что может быть более правдоподобным, чем чистая случайность? Женщина собирает камешки на берегу и вдруг становится свидетельницей трагедии. Потом она вместе с обезумевшим от горя супругом обыскивает окрестности, вызывает спасателей, подбирает осиротевшие вещи Марты, плачет и страдает вместе с Генри, она воспринимает происходящее как непреложную истину. Что может быть более подлинным?