Правда и другая ложь

Фаш как веером обмахивался газетой и внимательно смотрел на стоявший на холме дом Генри. От напряжения слезились глаза. В английском журнале «Страна живет» однажды была опубликована большая фотография гостиной этого дома. Хозяин дома сидел на диване «Честерфильд» рядом с женой и собакой. Фаш долго изучал фотографию, стараясь угадать, где может находиться этот дом. Женщина рядом с Генри выглядела образованной и симпатичной, в ней было что-то эзотерическое и светлое. На фотографии она была изображена в высоких сапогах и грубошерстном вязаном пончо. Генри, как и подобает собирателю трофеев, сидел развалившись на диване, положив руку на плечо жены. На заднем плане нечетко виднелось панорамное окно, а все стены, как и положено, были уставлены темными полками с книгами. Имелся, естественно, и неизбежный камин, а рядом с супругами в позе испанского гранда сидела большая черная собака. Этот интерьер был классическим клише хорошего вкуса для таких людей, как Хайден, который дорогим хламом и подходящими млекопитающими изо всех сил старался скрыть свою подлинную гнусную сущность. Какая гадость!

Между тем Фаш почти целиком решил кроссворд, заполнив клеточки притоками рек и скандинавскими божествами, а потолок салона покрылся окровавленными трупиками безвинно погибших насекомых. Временами в открытые окна автомобиля влетал ветерок, приносивший аромат скошенной травы и шевеливший прикрепленную к зеркалу фотографию Амалии, матери Гисберта Фаша.

На заднем сиденье лежала потрепанная старая папка. За последнее время папка достигла веса шестимесячного младенца. В ней было все, что можно прочитать о Генри Хайдене. С этой папкой Фаш теперь не расставался ни на минуту. За последнюю неделю он несколько раз просыпался ночью в холодном поту, так как ему снилось, что он ее потерял.

В папке находилась достоверная реконструкция первых одиннадцати и последних девяти лет его жизни. Между этими периодами зияла пропасть шириной в двадцать пять лет. В биографии любого человека существуют слепые пятна и темная материя, которые сглаживаются в памяти либо потому, что эти периоды слишком болезненны, либо потому, что тогда в жизни не происходило ничего существенного. Однако вычеркнутый из жизни отрезок в двадцать пять лет – это слишком, это невероятно. Это целая юность.

Генри вел тогда таинственную жизнь – где-то и как-то. Это само по себе уже было достижением, ибо для исчезновения нужно большое искусство. Это искусство требует самоотречения и воздержания. Надо отречься от родины, семьи и друзей, от языка и привычек. Кому о них рассказывать? С кем ими делиться? Даже доктор Менгеле, которому время от времени приходилось менять укрытия, оставил дневник и какие-то следы. Молчание противоречит природе человека. Так начинался роман «Фрэнк Эллис». Это наверняка был намек на скрытую биографию автора.

Однако Хайден вдруг вынырнул из небытия и начал публиковать романы. Просто так, словно по волшебству. Без первых попыток, без учебы, без ошибок. Любой роман – это рассказ о его авторе, как бы искусно он ни прятался. Гисберт Фаш был уверен, что в романах Хайдена, писал ли он их сам или у кого-то украл, можно найти намеки, которые позволят обнаружить ключ к шифру.

Машина Генри промчалась по обсаженной тополями дороге вниз с холма, оставляя за собой шлейф пыли. Фаш выбросил из окна недопитый стаканчик чая, включил зажигание и вдавил в пол педаль газа. Держаться за машиной Генри Фашу оказалось трудно – он не был опытным водителем. Шестнадцатилетний «Пежо» часто шел юзом на поворотах, качался и временами истерически визжал.

Через пять километров, на развилке дорог, одна из которых вела к автобану, а вторая к побережью, Фаш потерял Генри из вида. Судя по скорости, с какой он выехал из дома, Генри очень спешил. Когда спешат, то обычно выбирают автостраду – такова первая мысль, которая, естественно, приходит в голову. Фаш помедлил, но решил свернуть не на автостраду, а к побережью.

Генри действительно выбрал узкую извилистую дорогу к морскому берегу, решив использовать последнюю возможность поездить на «Мазерати». Он ожидал, что в полиции его задержат, и поэтому захватил с собой зубную щетку, очки для чтения и карманное издание романа Пола Остерса «Сансет Парк», на случай, если в камере ему нечего будет читать. Он слышал, что предварительное заключение бывает более суровым, чем содержание в тюрьме после вынесения приговора.

От его дома до института судебной медицины было около сорока километров, и с такой скоростью он приедет на час раньше назначенного. Генри подумал о Пончо. Надо было побороть душевные страдания и зарубить пса лопатой. Кто позаботится о собаке, если он не вернется? Летом он хотел почистить колодец и вставить свинцовые стекла в окна часовни. Но теперь все придет в упадок или вообще будет снесено бульдозерами, как дом Марка Дютру.