Правда и другая ложь

Вполне вероятно, что полицейские водолазы извлекли труп Марты из машины. Значит, в криминальной полиции уже знают, что «Субару» принадлежит Бетти, и она теперь, без сомнения, обрывает его телефон. Теперь стало понятно, почему она так хочет с ним поговорить. Она, конечно, сотрудничает с полицией, чтобы избежать обвинения в убийстве Марты, и кто может бросить в нее камень – на ее месте Генри поступил бы точно так же. Это было бы проявлением прагматизма, который Генри так ценил в этой женщине. Теперь, конечно, будет трудно утверждать, что Марта погибла во время купания, но зачем на этом свете существуют адвокаты? Им как раз и платят за то, чтобы они придумывали объяснения. Генри мог позволить себе нанять лучшего адвоката, а с тех пор как в зале суда освободили О. Дж. Симпсона, стало ясно, что в судах не бывает ничего невозможного.

Генри заметил своего преследователя в зеркале заднего вида. Красная машина догнала его, а затем стала держаться на расстоянии двухсот метров. В зеркале было невозможно понять, сколько человек сидят в машине – мешал свет, отражавшийся от ветрового стекла. Полиция едва ли послала на слежку такого дилетанта. Генри сбросил скорость, и красная машина тоже замедлила ход. Потом Генри прибавил скорость. Красный автомобиль не отставал. Может быть, это были туристы или любители птиц, которые в это время года массово приезжали на побережье, понаблюдать за брачными повадками морских птиц? Впечатление преследования могло быть плодом угрызений нечистой совести. «Мир, – подумал Генри, – кажется полным опасностей тем, кто во всем подозревает зло».

Генри резко увеличил скорость, и красная машина отстала и пропала из вида. Сделав поворот, закрытый от преследователя густым кустарником, он остановил машину, вышел из нее, надел темные очки и стал ждать. В этом месте берег круто обрывался вниз на добрые тридцать метров и был обрамлен тяжелыми бетонными блоками. Между скалами завывал ветер, облака отбрасывали на дорогу быстро бегущие тени. Над головой Генри кружили чайки. Через полминуты послышался шум мотора красной машины. Она ехала быстро, и шины визжали на поворотах.

Фаш сразу увидел Генри, стоявшего перед машиной. Никаких сомнений, это действительно он. Он стоял в раскованной позе, сунув руки в карманы. У него до сих пор были густые волосы, широкие плечи. Одет Генри был в клетчатый пиджак с кожаными заплатами на локтях – именно в нем он снимался для всех помпезных фотографияй, помещенных на суперобложки его романов.

От удара о бетонный блок ветровое стекло разлетелось на миллионы мельчайших осколков. Голова дернулась вперед, а потом назад. Все вокруг остановилось, а потом начало бешено вращаться. В центре этого крутящегося мира Фаш отчетливо видел лишь фотографию своей мамы Амалии. Ее портрет остался на месте, а мир вращался вокруг него. Фаш никак не мог вспомнить, когда он звонил ей в последний раз. К тому же он так и не придумал, что подарить ей на семидесятилетие. Потом что-то резко ударило его в грудь, и в боку стало нестерпимо горячо.

«Пежо» опрокинулся на крышу и перестал вращаться. Дождь осколков пролился на дорогу, и стало тихо. Генри бегом пробежал тридцать метров, отделявших его от автомобиля. Он споткнулся о толстую коричневую папку, вылетевшую из разбитой машины. Из папки во все стороны разлетались листы бумаги. Машина шипела, как раненый дракон. Из-под искореженного металла на дорогу лились разные жидкости. Крыша была разодрана в клочья, одной двери не было, и вылетели все стекла. Генри снял свой кашемировый пиджак и опустился на колени в радужную лужу, чтобы заглянуть в салон машины. Первым делом он увидел руку, дрожащие пальцы, а потом человека, который, издавая тихие стоны, лежал под задним сиденьем. Мужчина был еще жив, но в управлении машиной он смыслил, видимо, немного.

Генри взял человека за руку и потянул на себя. Мужчина застонал громче. Тогда Генри подполз поближе, обхватил пострадавшего за окровавленную грудь и потащил наружу. Тело выскользнуло из машины на удивление легко. Глаза человека оставались открыты, но он, видимо, был сильно оглушен. Лицо начало стремительно отекать, из уха текла струйка крови. Из правой стороны грудной клетки торчал сломанный штырь подголовника. Генри приблизил ухо к ране и услышал клокочущее дыхание.

Генри извлек штырь из раны, и при этом явственно хрустнули ребра. Он снова прислушался. После нескольких вздохов клокотание немного стихло. Грудная клетка поднималась и опускалась в такт частому поверхностному дыханию. Теперь из раны хлынула кровь. Генри разорвал свою любимую рубашку и пальцем затолкал материю в рану – так обычно затыкают трубу.