Правда и другая ложь

Конечно, это была чистая показуха. С равным успехом они могли бы встретить его у выхода из автобуса. Знатоки полицейских расследований уже, вероятно, обратили внимание, что ни Блюм, ни Йенссен ни словом не обмолвились о том, что Марта утонула. Мало того, они не сказали, где, как и когда она была найдена. Наверняка они решили по капле вытрясти признание из самого Генри. «Не дождетесь», – подумал Генри. Он был готов к этому разговору.

Йенссен остановился, увидев Гисберта Фаша. Последний, насколько позволяли костыли, ковылял за процессией. Йенссен подошел к нему и обменялся парой слов, в то время как Генри в сопровождении трех господ из полиции выходил с кладбища и садился в «Ауди А6». Фаш остался на месте. Генри больше никогда его не видел.

XXIII

Против Генри у них не было ничего.

Имелись лишь смутные догадки; какие-то конкретные улики сделали бы ненужным этот спектакль на кладбище. У них ничего не было, они ничего не знали, да и сами ничего собой не представляли. Они делали свою работу, и им нужен был результат. Раскрытие преступления – это такая же тяжкая работа, как и совершение преступления, с той лишь разницей, что оплачиваются и простои.

– Когда выйдет ваш новый роман? – поинтересовался Йенссен по дороге. Он явно старался сгладить свою бестактность.

– К ярмарке.

– Можно спросить, о чем роман?

– Да, спросить можно. – Генри посмотрел в окно на пробегавшие мимо серые фасады домов. Ему предстоит долгая упорная борьба. Они пришли вчетвером, чтобы с самого начала регистрировать каждое его побуждение, каждое слово и каждое противоречие. Весь дальнейший путь длиной в пятнадцать километров они молчали.

Подъезд к полицай-президиуму был огорожен высокой кирпичной стеной, увенчанной витками колючей проволоки. Здание президиума было выстроено в начале Первой мировой войны и первоначально служило казармой. Ансамбль мрачных зданий, стены и натовская колючая проволока создавали очаровательное впечатление проигранной битвы в окружении. «На этих воротах, – тихо пробормотал Генри, – не хватает только надписи «“Святая Рената”».

«Комната для переговоров», как они ее назвали, была настоящей газовой камерой с вентиляционными отверстиями вместо окон. Генри обратил внимание на кофейные пятна, которые, словно плесневые колонии, покрывали линолеум пола. В середине комнаты стоял большой складной стол, застеленный мышиного цвета скатертью. Его усадили на мягкий вращающийся стул. Йенссен принес ему кофе. Безусловно, это была часть инквизиторской процедуры. Его одного усадили за стол. С времен Средневековья известно, что одна только демонстрация орудий пыток способна сломить волю обвиняемого.

– У нас много ответов, для которых мы не можем найти правильных вопросов, – заговорил Авнер Блюм. «Что ж, это не бездарно», – подумал Генри и отпил горячий, но жидковатый кофе.

– Наверняка вы удивляетесь тому, что мы попросили вас приехать с нами в полицай-президиум, господин Хайден.

– Я ничему не удивляюсь, господин Блюм, но мне больно, что вы утаиваете от меня правду. Что произошло с моей женой?

Блюм быстро переглянулся с Йенссеном.

– Причиной тому является загадка, перед которой мы оказались. Признаюсь, ничего подобного я не видел за всю мою карьеру. Нам нужна ваша помощь. Вы знали свою жену лучше, чем кто-либо другой.

– Значит, было совершено преступление.

– Почему вы так думаете, господин Хайден?

– Я так думаю, потому что мы сидим в полицай-президиуме, а вы работаете в комиссии по убийствам. Или я не прав?

– Вы не совсем правы. Достоверно установлено, что ваша жена погибла насильственной смертью. Это могло быть и самоубийство.

Генри покосился на дружелюбно улыбнувшегося ему Йенссена и одновременно отпил еще кофе. Проснулся ли сегодня Йенссен рядом с женщиной? Прочитал ли он газету, вынул из стиральной машины влажное белье и приготовил ли яйца, которые варил шесть минут? Или он варит яйца четыре минуты? Что отличает полицейского от преступника, цивилизованного человека от нецивилизованного дикаря, кроме грубости инстинктов и времени варки яиц?

– Я уже говорил господину Йенссену, что самоубийство не могло стать выбором моей жены. Она была счастлива. Мы были счастливы. Она бы никогда и ни за что меня не покинула.

В комнате наступила тишина.

– Мы играем в викторину? – спросил Генри. – Я должен угадать, от чего умерла моя жена?

Йенссен отставил в сторону свою чашку.

– Вы нашли на берегу ее велосипед и одежду.

– О, это было давно, и воспоминание уже успело потускнеть в моей памяти, но да, велосипед был там.

– Ваша жена утонула не в бухте, а тридцати километрах к востоку от нее, – продолжил Йенссен.

Полицейские следили за тем, как Генри воспримет эту информацию, а он в это время мысленно представил себе голых британских детишек, швыряющих друг в друга еловые шишки.

– Как такое могло произойти?

– Мы и сами себя об этом спрашиваем. Ваша жена сидела в автомобиле. Она была пристегнута. Вместе с машиной она упала в море со скалы.

Генри вскочил на ноги:

– Этого не может быть!

– Почему?

– Ее машина до сих пор стоит в гараже.