Правда и ложь истории. Мифы и тайные смыслы ХХ века

Также имеет смысл сравнить кровопролитие при Робеспьере с насилием после наступления термидорианского режима и, особенно, при Наполеоне. Во время режима террора Робеспьера, связанного с прогрессивной демократизацией Французской революции, по разным оценкам погибло до 50 000 человек, т. е., скажем, около 0,2 % тогдашнего населения Франции. Это очень мало по сравнению с количеством жертв террора и войн, сопровождавших «экспорт» революции, а вместе с ним и прекращение революционного процесса демократизации. Одна только битва при Ватерлоо, последняя из наполеоновских, привела к гибели или увечьям от 45 000 до 50 000 человек. В ходе предварительных «стычек» у Линьи и у Катр-Бра было 80–90 тысяч убитых и раненых. Когда Наполеон проиграл битву при Лейпциге в 1813 году, теперь почти забытую, погибло около 140 000 человек. И в ходе своего катастрофического похода в Россию Бонапарт оставил позади себя много сотен тысяч убитых и раненых. Однако никто не говорит о наполеоновском терроре, и в Париже есть бесчисленные памятники, улицы и площади, увековечивающие «героические дела» корсиканца. В качестве замены перманентной революции во Франции и, особенно, в Париже на перманентную войну по всей Европе, как писали Маркс и Энгельс, термидорианцы и их преемники «довели до совершенства» террор и в конечном итоге пролили гораздо больше крови, чем было пролито, когда у власти были Робеспьер и его союзники. Демократия была целью революции, и чем радикальнее становилась революция, тем больше демократии она добивалась. Контрреволюция использовала войну для противодействия демократии, буржуазия использовала войну, чтобы остановить часы революционного времени на удобном для нее моменте. И все эти действующие лица пользовались террором для достижения своих целей: террор может привести к демократизации или же, напротив, ей противодействовать. Все еще широко распространенное представление о том, что Робеспьер был кровожадным чудовищем, а Наполеон — великим героем не согласуется с исторической действительностью, это миф. И это в высшей степени недемократический миф, потому что он демонизирует революцию, которая создала и развивала демократию. Это миф, который прославляет войну, типичный инструмент контрреволюции, великого врага демократизации. Это ложный миф, ибо он вызывает отвращение и страх перед революциями среди широких народных масс — тех самых 99 процентов, которые сегодня больше, чем когда-либо выиграют от прогресса в демократизации, которую делает возможной революция, как учит нас история революции Французской.

Этот миф также помогает прославлять военачальников и оправдывать войны — несмотря на их крайне недемократичный характер и побочные эффекты, такие как репрессивный Патриотический акт, который принял американский президент Джордж Буш-младший по случаю кровопролитной и преступной войны, которую он развязал против Ирака. Так же, как как и во Франции во времена Наполеона, войны такого рода раздувают бездумные шовинистические настроения у американских «маленьких людей» (которые платят за эти войны!), а самые бедные, как и во Франции при Наполеоне, получают работу и возможность «карьеры» в армии. И точно так же, как в империи Наполеона, войны, которые ведут сегодня США, приносят огромные прибыли американским производителям оружия и всевозможным другим компаниям и банкам, захватывая рынки и сырье, такое, как нефть. Сходство этих войн с войнами Директории и Бонапарта очевидны. Как это говорят французы? — «Plus ça change, plus c’est la même Chose» («Чем больше это меняется, тем больше все остается по-прежнему»).