Правда и ложь истории. Мифы и тайные смыслы ХХ века

Широко распространенная, режущая глаз нищета, типичная для дореволюционной России, снова появилась только в 1990-е годы, после реставрации капитализма при Борисе Ельцине. Он организовал, возможно, самое грандиозное мошенничество за всю мировую историю — приватизацию огромного коллективного богатства, созданного нечеловеческими усилиями советского народа в период с 1917 по 1990-й годы с нуля. То, что Советский Союз в конце концов прекратил свое существование, вовсе не было изъявлением воли народа[24]. На референдуме, который прошел в 1991 году, не менее 3/4 народа проголосовало за сохранение Советского государства, и сделали они это потому, что его существование было в их интересах. Его развал, легкомысленно подготовленный Михаилом Горбачевым и форсированный крайне недемократичным образом его последователем Ельциным, крайне негативно сказалось на жизни людей. Так что совершенно не удивительно, что и по сей день большинство российского населения плюется при упоминании о Горбачеве и оплакивает гибель СССР, и что в бывших странах Восточного блока, таких, как Румыния и бывшая ГДР, царит ностальгия по старым, вполне даже неплохим временам до развала Берлинской стены. Опросы общественного мнения в России, в бывших республиках СССР и в странах Восточной Европы показывают, что значительная часть населения считает, что жизнь при социализме была лучше. Большую роль в этой ностальгии играет то, что такие жизненно важные социальные завоевания, как здравоохранение, воспитание молодого поколения и образование (включая даже и высшее!) теперь не бесплатны и не дешевы, что снова возвратился детский труд во многих бывших союзных республиках (например, в Узбекистане), и что женщины потеряли большую часть завоеваний, достигнутых при социализме и давших им на деле равноправие в области трудоустройства, условий труда, экономической независимости, которую им обеспечивала система дешевых детских садов и яслей. В бывших социалистических странах теперь хоть и царит «свобода», но, как саркастически сказал один старый восточный немец, на практике эта «свобода» означает в основном «свободу от права на труд, от спокойных и безопасных улиц, от бесплатного лечения, от уверенности в завтрашнем дне».

Нельзя отрицать, что Октябрьская революция и революционные перемены сопровождались насилием и кровопролитием. Однако уместно смотреть на это с определенными нюансами. Колыбель Революции, царская Россия, была государством, печально известным своим жестоким обращением с инакомыслящими. Так что не удивительно, что революционные враги царизма отплатили ему той же монетой. Кроме того, во многих отношениях революция была порождением Первой мировой войны — самого жестокого массового побоища, которое к тому времени испытало человечество. Несомненно, это нашло свое отражение в жестокостях событий, в которые были вовлечены огромные массы людей во время революции, а также во время гражданской войны и иностранной интервенции. Американский историк Арно Майер в своей книге «Фурии. Насилие и террор во французской и русской революциях» также убедительно показал, что, как и в случае с Французской революцией, эти жестокости были в первую очередь связаны не с самой революцией, а с реакцией, направленной против нее, то есть, с контрреволюцией. Наконец, надо учитывать и тот факт, что Советский Союз с самого своего создания и до самого своего конца был осажденной крепостью. Эта не прекращавшаяся иностранная угроза тоже несет ответственность за большую часть внутреннего подавления. Это, кстати, естественно не только для Советского Союза, но и для других стран в период международных конфликтов, когда эти страны считали необходимым ограничивать свободы собственных граждан. Именно так обстояло дело во всех странах, ведущих боевые действия в ходе Первой мировой войны, да и совсем недавно в Соединенных Штатах, где развязывание так называемой «войны с террором» сопровождалось принятием крайне репрессивного «Патриотического акта», настоящего драконовского законодательства, ограничившего гражданские права американского населения. Американский историк и политолог Майкл Паренти в связи с этим кратко обозначил состояние, в котором существовал Советский Союз, как «осадный социализм», «социализм под осадой», то есть, такой социализм, который из-за угрозы извне вынужден быть строгим и «неулыбчивым».