Несравнимо историческое значение Сталинградской битвы, ее огромное влияние на дальнейший ход войны. Это, в частности, признает и целый ряд английских авторов. «Две великие битвы определили ход войны и мировой истории в течение первых 18 месяцев гитлеровской кампании в России, — подчеркивал в 1947 году журналист и публицист Д. Уивер. — Это были Москва и Сталинград… После Сталинграда немцам пришлось отказаться от своих надежд не только завоевать мир, но и удержать то, что они уже захватили». Как бы поддерживает его С. Фэллс. В популярной книге «Вторая мировая война. Краткая история», опубликованной в 1948 году, он указывал: «Во всех отношениях сражение у Сталинграда и его результаты должны считаться одной из важнейших побед в войне, если не самой решающей из всех». Для немецкого народа, замечает Дж. Уилер-Беннет, само слово Сталинград «стало символом первого реального кризиса в войне». После Сталинграда, писал буржуазный политический деятель и публицист С. Кинг-Холл, у немцев «началось отступление к Берлину и конечному разгрому» [10].
В 1959 году вышла из печати книга Р. Сета «Сталинград — поворотный пункт», написанная с использованием советских материалов о Сталинградской битве. В ней популярный военный историк и публицист не только отдает должное героизму и мужеству советских людей, но и приходит к важному выводу. Именно Сталинградское сражение, подчеркивает Р. Сет, определило дальнейший ход событий, именно здесь советские люди «повернули ход войны в свою пользу, а также в пользу западных союзников». Работа Р. Сета — серьезный удар по тем, кто, фальсифицируя историю войны, все еще пытается противопоставить Эль-Аламейн Сталинграду. С реалистических позиций оценивает Сталинградское сражение и А. Кларк, называя его «Верденом на Волге», «поворотным пунктом» второй мировой войны [11]».
Приведенные примеры показывают, что наряду с официозной, все еще широко распространенной версией — «Эль-Аламейн — поворотный пункт» войны — в английской буржуазной историографии пробивает дорогу другое мнение, соответствующее правде истории.
Еще один прием реакционных английских историков, призванный бросить тень на вклад СССР в разгром фашизма, заключается в надуманном противопоставлении советско-германскому фронту многочисленных «фронтов», на которых действовали войска Великобритании и США, а также в жонглировании данными, зачастую произвольными, относительно численности немецко-фашистских войск, сражающихся соответственно против Красной Армии и англо-американских войск. Так У. Черчилль всерьез называет итальянскую кампанию 1943–1945 годов «третьим фронтом», который, по его подсчетам, сковывал 20 «первоклассных немецких дивизий». Пытаясь оправдать политику срыва второго фронта, он намеренно преувеличивает влияние, которое сама его подготовка оказала на фашистскую Германию. «Наш второй фронт в Северо-Западной Европе еще не был открыт, но его существование было реальностью, — утверждает консервативный лидер в четвертом томе воспоминаний. — Около 30 вражеских дивизий противостояло ему, даже по самым скромным подсчетам. Это количество выросло до 60, когда угроза вторжения стала определенной» [12].
Подобные рассуждения встречаются и в работах некоторых историков и публицистов. «Третий фронт открыт. Сентябрь 43» — таково название главы работы «Уинстон Черчилль: годы достижений» Л. Брода, а П. Флеминг писал не больше не меньше, как о шести фронтах, на которых Германия была вынуждена вести борьбу. Делает попытку исказить значение советско-германского фронта, усилий Советского Союза и А. Брайант. Вот как он рисует соотношение сил на фронтах весной 1942 года, когда общественность Англии и США настойчиво требовала немедленного открытия второго фронта. «От Арктики и до Черного моря, — пишет он, — Красная Армия сковывала и обескровливала около пяти миллионов немецких войск и войск сателлитов. На всем остальном глобусе — на море, суше и в воздухе — ответственность сначала за сдерживание, а затем и за борьбу с Японией, Италией и Германией лежала на двух западных демократиях, только одна из которых уже мобилизовалась для войны» [13].
Путем ловкого построения фразы, жонглирования словами «на всем остальном глобусе» или «на море, суше и в воздухе» Брайант пытается создать видимость — в этом смысл его высказывания, — что военные усилия западных держав вообще, а Англии в 1941–1942 годах в частности были чуть ли не большими, чем титанические усилия советского народа.