Правда и вымысел о Второй мировой войне

Какие же аргументы приводит Макнейл в пользу этой весьма дурно пахнущей версии? Да никаких. Единственное «доказательство» — приказ Верховного главнокомандующего Красной Армии от 23 февраля 1942 г., в котором говорилось, что Советский Союз не собирается уничтожать германское государство или отождествлять Гитлера и его клику с немецким народом. Эти принципиальные установки советской внешней политики буржуазный исследователь пытается истолковать как чуть ли не открытое обращение правительства СССР к фашистской Германии с предложением начать переговоры и в то же время как орудие давления на Лондон и Вашингтон [3].

По-иному излагает возникновение этой версии Р. Томпсон. Страх Черчилля по поводу возможности заключения сепаратного мира Советским Союзом в 1941 году, пишет он, объяснялся «воспоминаниями о первой ми ровой войне и Брест-Литовском мире». Чтобы предотвратить такую возможность, Англия отправляла конвои в Мурманск «за счет неотложных требований», раздававшихся отовсюду, в том числе за счет нужд битвы «не на жизнь, а на смерть» в Атлантике [4]. Но и это объяснение столь же фальшиво, как и «аргументы» Макнейла.

Некоторые авторы утверждают, будто Советское правительство могло пойти на сговор с Германией не только в 1941–1942 годах, но даже и 1943 году. Вот что пишет об этом военный историк Ф. Джонс. США и Англия, говорит он, «хотели провести в жизнь свои идеи послевоенного устройства, и в сентябре 1943 года Сталин еще не знал, каковы они. Если бы они не соответствовали тому, что он хотел, для него могло оказаться более выгодным заключение сепаратного мира с Гитлером». СССР вел в течение длительного времени начиная с конца 1942 года секретные переговоры с гитлеровскими эмиссарами в Стокгольме, утверждает Л. Кохэн [5].

Как возникла эта насквозь лживая версия? Нет никаких сомнений в том, что ее происхождение носит официальный характер. Об этом свидетельствуют как невольные обмолвки У. Черчилля, так и отдельные указания, имеющиеся в работах других авторов. Особенно веское доказательство приводит, очевидно сам того не желая, А. Брайант. В первую часть своей книги он включил запись из дневника Брука от 15 декабря 1941 г. «Кларк Керр, посол в Москве, — говорилось в ней, — в течение часа рассказывал нам о его точке зрения на реакцию Сталина, которая последует, если мы не откроем западного фронта во Франции. Он считает, что такой курс может привести к тому, что Сталин заключит сепаратный мир с Гитлером». Другой «аргумент» можно обнаружить в книге Л. Вудварда. Официальный историк сообщает, что 25 мая 1943 г. министр иностранных дел Англии А. Иден передал правительству меморандум под названием «Перемирие и связанные с ним проблемы», в котором отмечалось, что соглашение союзников по вопросам оккупации и управления Германией совершенно необходимо, «если мы хотим избежать подписания Советским Союзом сепаратного перемирия и организации сепаратной русской системы в Восточной Европе». [6]

Неверие в силы Советского государства, столь характерное в 1941–1942 годах для руководящих кругов Лондона, — основной источник возникновения версии о «склонности СССР к сепаратному миру». Однако после Сталинграда положение резко изменилось. На смену неверию, скепсису пришли подозрения. Версия оказалась весьма удобной для обоснования враждебных СССР решений и действий, в том числе Черчилля. Она позволяла маскировать антисоветские планы, которые начиная с 1942 года появились в официальных кругах Лондона.

Фальшивая версия-легенда оказалась весьма живучей. Даже в конце 50 — начале 60-х годов многие исследователи продолжают ее использовать. Чем объяснить это явление? По-видимому, не только тем, что многие буржуазные историки и публицисты имеют весьма смутное представление о деятельности Советского правительства в 1941–1943 годах, все силы и помыслы которого были направлены на разгром врага, не только тем, что они не хотят считаться с факторами, на которых основывается прочность советского государственного и общественного строя, но главным образом тем, что, выступая с позиций антикоммунизма, они сознательно фальсифицируют внешнюю политику Советского Союза 1941–1945 годов.

Реакционные историки и публицисты ставят и другую, более общую задачу — принизить роль СССР в войне, значение исторических побед, одержанных Красной Армией. С этой целью они усиленно пропагандируют теорию о «поворотных пунктах» войны, согласно которой коренной перелом в ее ход внес Эль-Аламейн в октябре 1942 года или другие сражения англо-американских войск, а отнюдь не эпическая Сталинградская битва.