В последнем случае описание момента и обстоятельств подготовки убийства Юровским дано несколько подробнее, чем в предыдущих. Представляется, что оно более достоверно и с фактической точки зрения в том смысле, что Голощекин непременно должен был встретиться с ним утром 15 июля, после того как накануне поздно вечером на заседании группы руководителей было принято решение, ибо, по заявлению Юровского, он на заседании не присутствовал. Голощекину надо было готовить все незамедлительно. Очевидно, он (с Белобородовым) приходил в ДОН и 16-го, как говорится в двух других документах, и именно утром, как отмечено в одном из них и как показывали охранники. Голощекин и некоторые другие руководители, как значится в ряде документов, пришли в ДОН и ночью, к моменту расстрела. Об этом будет далее рассказано обстоятельней. Заведующий гаражом исполкома облсовета П. А. Леонов на следствии показывал, что по приказу начальства к зданию ЧК его шофером Никифоровым «поздно вечером» 16 июля «был подан грузовой автомобиль», названного шофера «прогнали» и заменили другим — чекистским. Автомобиль был в полном порядке6
. Прибытие автомобиля, в частности его «опоздание», вовсе не было связано с его неисправностью или нерасторопностью шофера (им стал опытный водитель-злоказовец С. И. Люханов). Грузовик заранее был подогнан к зданию облчека — Американской гостинице, что в двух кварталах от ДОНа. Приехать оттуда — минутное дело. Машина была нужна прежде всего к моменту совершения акта убийства: будучи заведенной, она призвана была заглушить выстрелы в доме и затем уж послужить транспортным средством для увоза трупов. Вопрос о пароле, звонках — сравнительно частный. Первоначально, вероятно, думалось, что казнь пройдет вовремя, «гладко» — по плану и кому-либо из руководителей области не придется при этом присутствовать. Порученцу (шоферу-чекисту или, скорей всего, намечавшемуся и в палачи, и в руководители захоронения трупов П. 3. Ермакову) будет назван пароль, и после его передачи Юровскому, может быть подкрепленной телефонным звонком, все следовало начать. Но произошла довольно длительная задержка последнего сигнала — приказа из высшей инстанции, из Кремля. Вот здесь-то и зарыта собака; завязка центрального узла объясняется не только задержкой какой-то машины, «волнением» Юровского (Голощекин и другие, вероятно, волновались не меньше). Множество авторов уже годы ломают копья вокруг начальных слов «Записки» Юровского о телеграмме на условном языке, да еще и из Перми. Начали высказываться мотивированные предположения и просто домыслы о приказе Р. И. Берзина или другого лица, будто бы находившегося в этом городе и имевшего распорядительные полномочия Кремля. Но сам Юровский в 1922 и 1934 гг. уже не упоминает Пермь. Он говорит о принятии решения именно в «центре». В первом случае — воспоминания 1922 г. — Юровский совершенно недвусмысленно указывает на решение вопроса, получение приказа именно оттуда, ожидание его и за недели, и за часы до совершившейся казни. В воспоминаниях сказано, что «...пока не было никакого определенного решения из центра по этому вопросу (выше речь шла о «расстреле». — И. П.)», комендант проводил лишь предварительную подготовительную работу по повышению дисциплины в охране и пр. Об этом стало известно читателю с момента публикации документа в журнале «Источник» в 1993 г. (и воспроизведения этого положения по архивохранению Д. А. Волкогоновым в монографии «Ленин», изданной в следующем году)7. Связывая этот источник с другими, невозможно оспаривать решающую роль Кремля в судьбе Семьи Николая II. Но и до этого у отдельных российских авторов формировалось твердое убеждение, что именно так оно и было, иначе не могло быть. При этом подчас не придавалось большого значения роли уральского руководства. Например, Г. Т. Рябов уверен, что уральские власти вообще не принимали соответствующего решения, документа, лишь получили через Пермь приказ (как сказано в «Записке» Юровского). «Подтверждением тому, — пишет Г. Т. Рябов, — служит фраза: Голощекин предписал привести приказ в исполнение. Приказ, полученный из Перми, через Пермь — как угодно, но не приказ Уралсовета, это обстоятельство является для нас решающим!»8. Это высказывание верно в том, что Кремль принял решение об убийстве в принципе, потом последовало (в ответ на телеграмму из Екатеринбурга от 16 июля с сообщением о готовности к казни) согласие на этот момент, который становился санкционированным сверху, и приказ действовать, убить. Но неверно, что в Екатеринбурге вообще не было каких-то существенных подвижек, не принималось решения, не отдавался приказ Юровскому от имени облсовета. Из материалов предыдущей главы явствует, что решение и документ по нему в Екатеринбурге все же могли быть приняты. Да и Юровский прямо сказал об этом в 1922 г.: «Филипп... передал постановление Исполнительного комитета о том, чтобы казнить...»9. Так что исходно, в принципе — все было решено в Москве и с участием руководителя Урала до его возвращения, но затем решение принято и в узком кругу и объявлено как принятое в Уралсовете, точнее продублировано и оформлено как документ.