Правда истории. Гибель царской семьи

С подписью все могло быть проще: Юровский на станции мог просто продиктовать текст телеграфисту, а тот — неточно расслышать и передать его фамилию (на Урале и в Сибири фамилии с окончанием на «их» были широко распространены). Следует обратить внимание на то, что Юровский просил передать деньги все же ему («Трифонову для меня»). Юровский не только имел в виду остановку в Перми. Он действительно ее там сделал, поселил семью, кое с кем встретился, а затем уж выехал в Москву, и далее двигался безостановочно. Тот факт, что он просил переслать бумажник видному военному работнику В. А. Трифонову, свидетельствует о намерении пробыть в Перми самое короткое время, спешном отъезде в Москву, нерешенности вопроса о месте, адресе поселения эвакуируемой семьи. И еще: Юровский ехал под именем Орлова с секретной миссией, ценнейшим грузом, и ему просто не следовало афишировать свой приезд в Пермь и место остановки, тем более что неизвестно было, с каким человеком могут послать бумажник. Им мог оказаться не вполне «проверенный» коммунист, а то и просто беспартийный. Из всего сказанного можно заключить, что из Перми Юровский мог выехать в Москву вечером 20 или 21 июля и прибыть на место, попасть в Кремль 22-23 июля. Датировать доставку им документов и ценностей в Москву следует этим временем, серединой 20-х чисел июля 1918 г.

Юровский действительно спешил в Москву, сам вез и тогда же сдал там драгоценности. Доказательства того, что именно он увез их из Екатеринбурга, приводились. И чекисты, в том числе видные — М. А. Медведев, Г. П. Никулин, И. И. Родзинский, неизменно указывали, что именно он тогда доставил документы и драгоценности в Москву. Сданные Юровским-Орловым ценности соответствуют по количеству мест и другим характеристикам увезенному им из Екатеринбурга грузу. Кучер А. К. Елькин 27 ноября 1918 г. свидетельствовал: «В последний раз я подал Юровскому лошадь 19 июля к дому Ипатьева. Из дому вышли молодые люди и с помощью старшего красноармейца вынесли и положили ко мне в экипаж семь мест багажа, на одном из них, представлявшем из себя средних размеров чемодан черной кожи, была сургучная печать»³³. Елькин предполагал, что в нем могли быть документы. Сдал Юровский Малькову 6 ящиков и дорожную женскую сумку (все же не чемодан). О седьмой упаковке в виде чемодана речи в документах не идет. Он был сдан в другое место — или непосредственно Я. М. Свердлову или передан ему же и В. И. Ленину через Ф. Э. Дзержинского. Сдавай ценности Юровский не в 1918 г., а действительно год спустя — летом или осенью 1919 г., он назвался бы не комендантом Дома особого назначения, а председателем Екатеринбургской губчека. По приезде в Москву в июле 1918 г.

Юровский долго находился и работал там, был заведующим районными ЧК Москвы, членом коллегии МЧК, в 1919 г. — заместителем заведующего административным отделом Московского совета. На Урал вновь выехал и вступил в должность председателя Екатеринбургской губчека только в конце лета 1919 г.³⁴. Не лишними будут и личностные источниковые сведения. В 1968 г. дочь Юровского — Р. Я. Юровская, в прошлом одна из руководителей комсомола на Урале, затем в стране в целом, приезжала в Свердловск. Мне довелось провести с ней значительное время, организовывать встречи со студентами, ее соученицами по 2-й женской гимназии. Она твердо помнила и утверждала, что в ночь на 20 июля в составе семьи вместе с отцом выехала из Екатеринбурга в Пермь, там оставалась, а отец с «царским золотом» уехал дальше — в Москву. Наконец, сдавай Юровский драгоценности в конце 1919 г. или в 1920 г., их принял бы от него не П. Д. Мальков, а кто-то другой, потому что этот кремлевский охранник уже отправился на фронтовую комиссарскую, а позднее —хозяйственную работу. Из вышесказанного вытекает несколько выводов.