Получается, что, во-первых, речь у Юровского шла и о местном постановлении, во-вторых, говорилось о принятии его еще до 16 июля, что, как будет показано далее, соответствует действительности, в-третьих, допущены разночтения в трех его свидетельствах. Одно лишь определенно: решение было принято до ночи, до вечера 16 июля, даже ранее этого числа и убивать заключенных надо в 12 ночи, в ночь на 17 июля. Из приведенных отрывков воспоминаний Юровского как будто бы следует, что Романовы и другие узники к моменту прихода грузовика за трупами должны были быть уже убитыми. Но в одном из последующих мест им же сказано, что убивать следовало с приходом этого грузовика: «Только в половине второго явился грузовик... я пошел будить арестованных»55
. К тому же Юровский неоднократно подчеркивал, что автомобиль был нужен и для того, чтобы его заведенный мотор заглушал выстрелы. Одним словом, до ночного прибытия грузовика казнь начинать было нельзя. Нужны были прибытие этого грузовика и дополнительный приказ или сигнал, «пароль». А от кого, в каком виде должен был, вдобавок к местному решению, поступить приказ (постановление свыше?), Юровский мог просто не знать. Голощекин, который явился, как будет показано далее, к моменту казни в дом (или к дому) Ипатьева, мог тогда же или позднее сказать Юровскому, что был приказ — телеграмма, полученная из Перми или через Пермь (прямой связи с Москвой в те дни не было).