Правда истории или мифология? Пограничные войска НКВД в начале Великой Отечественной

Из рапорта капитана РОЖКОВА видно, что помимо этих данных им были получены сообщения из 106 и 88 погранотрядов о том, что немецкие войска приведены в боевую готовность и заняли исходные позиции в посевах около границы. Об этом им было немедленно доложено генерал-лейтенанту СОКОЛОВУ, находившемуся на участке 1 комендатуры 87 погранотряда вместе с генерал-лейтенантом БОГДАНОВЫМ.

Генерал-лейтенант СОКОЛОВ дал указание связаться с Москвой и доложить генералу ПЕТРОВУ. К проводу подошел начальник 1 отделения 1 Управления ГУПВ майор АЛЕКСАНДРОВ, который, выслушав сообщение, ответил, что доложит командованию и затем через несколько минут передал: указание получите на месте от генерала СОКОЛОВА. Однако никаких указаний не последовало и связаться вторично с генералом СОКОЛОВЫМ РЫЖКОВУ не удалось.

Начальник 17 погранотряда майор КУЗНЕЦОВ к полученным данным как это видно из его слов, отнесся с недоверием, так как данные аналогичного характера поступали до этого очень часто. В виду этого он ограничился донесением в округ»[220].

Приведенная выдержка из вышеназванного документа свидетельствует о том, что разведорганы Белорусского пограничного округа за 3–4 часа до фашистской агрессии сумели установить точное время ее начала. Об этом было доложено в Москву, а также начальнику пограничных войск СССР генерал-лейтенанту Г. Г. Соколову, который в это время находился на участке 86-го (Августовского) отряда этого же пограничного округа. Однако никаких указаний о приведении войск в полную боевую готовность так и не последовало. Ну а описанный в докладной записке пример того, как члены командования пограничных войск НКВД СССР всячески уклонялись от принятия какого-либо решения по поступившей от белорусских пограничников информации, напомнили мне позицию страуса, который в минуты опасности прячет голову в песок, оставляя туловище на поверхности. Но главный криминал в этой истории состоял в том, что эта архиважная информация не была доведена до руководства Наркомата обороны и Генерального штаба РККА, а также не была Л. П. Берией доложена лично И. В. Сталину.

О перебежчике, немецком солдате А. Лискове, который 21 июня 1941 года в 21.00 перешел границу на участке 90-го (Владимир-Волынского) пограничного отряда Украинского округа, и полученной от него информации о точном времени начала войны Сталину также стало известно не от руководителя НКВД, а от наркома обороны Маршала Советского Союза С. К. Тимошенко. И произошло это лишь потому, что пограничные отряды Украинского пограничного округа еще 12 июня 1941 года перешли в оперативное подчинение командования Киевского особого военного округа. Реакция же руководства Наркомата внутренних дел на эту информацию из Львова была весьма специфической: поступило лишь указание «не поддаваться на провокации, а перебежчика утром направить самолетом в Киеву»[221].

На мой взгляд, именно по этой причине вариант докладной записки, подготовленной начальником Политуправления войск НКВД СССР дивизионным комиссаром П. Н. Мироненко, наркомом внутренних дел Л. П. Берией одобрен не был. В итоге этот документ в первоначальном виде на стол к И. В. Сталину так и не попал. Л. П. Берия был достаточно искушенным государственным деятелем, чтобы не понимать, к каким последствиям мог привести очень правдивый документ, подготовленный дивизионным комиссаром П. Н. Мироненко. Это был, по сути, смертный приговор ему лично, его заместителю по войскам генерал-лейтенанту И. И. Масленникову и начальнику Главного управления пограничных войск НКВД СССР генерал-лейтенанту Г. Г. Соколову. Нет, доклад о результатах разбирательства по письму кандидата в члены ВКП(б) Безчетного Сталину, конечно, был представлен, но, по всей видимости, совсем другого содержания.

III