Вот что услышал я от Вячеслава Михайловича: 22 июня 1941 года между
двумя и тремя часами ночи на даче министра иностранных дел Молотова раздался телефонный звонок германского посла графа фон Шуленбурга. Он просил срочно принять его для вручения важнейшего государственного документа. Молотову нетрудно было догадаться, что речь идет о меморандуме Гитлера об объявлении войны. Он ответил послу, что будет ждать его в Наркомате иностранных дел, и тут же позвонил на дачу Сталину, разбудил его и сообщил о разговоре с Шуленбургом. Сталин ответил: «Езжай в Москву, но прими немецкого посла только после того, как военные нам доложат, что вторжение началось… Я тоже еду и собираю Политбюро. Будем ждать тебя…» Молотов так и поступил.— А как же тогда относиться к мемуарам маршала Жукова? — спросил я у Вячеслава Михайловича. — Уважаемый маршал пишет, что он, получив известие о начале немцами военных действий, с трудом заставил по телефону охранников Сталина разбудить его…
— Я тоже об этом размышлял, — перебил меня Молотов. — Полагаю, что дежурный генерал охраны Сталина, получив звонок Жукова,
не доложил ему, что Сталин уехал. Не полагалось… И в это же время Сталин позвонил Жукову, тоже не сказав ему, что он не в Кремле… Вам же советую писать в книге, что я узнал о намерении Шуленбурга вручить нам меморандум об объявлении войны от позвонившего мне дежурного по Наркомату иностранных дел. А то буржуазные писаки могут сейчас завопить, что никакого внезапного нападения Германии на нас не было, а была объявлена война, как полагалось по международным нормам»[150].Думается мне, что просьба ближайшего соратника Сталина к писателю И. Ф. Стаднюку описать этот эпизод в его будущей книге совсем по-другому красноречиво свидетельствует о его попытке скрыть этот важный исторический факт от исследователей.
Через двадцать с небольшим лет, в эпоху горбачевской перестройки, писатель Феликс Чуев в своей книге «Сто сорок бесед с Молотовым» более подробно изложил позицию В. М. Молотова по этому вопросу. Вот что он поведал своим читателям:
«Много раз за семнадцать лет наших встреч разговор возвращался к 22 июня. В целом со слов Молотова получилась такая картина.
— То ли Жуков ошибается, то ли я запамятовал, — говорит Молотов. — Позвонил Жуков. Он не сказал, что война началась, но опасность на границе уже была. Либо бомбежка, либо получили другие тревожные сведения. Вполне возможно, что настоящей войны еще не было, но уже накал был такой, что в штабе поняли: необходимо собраться. В крайнем случае,
около двух часов ночи мы собрались в Кремле, у Сталина, — когда с дачи едешь, минут тридцать-тридцать пять надо.— Но Жуков пишет, что разбудил Сталина и доложил, что бомбят. Значит, уже в час ночи бомбили?