Правда, которую мы сжигаем (ЛП)

Воздух внезапно обжигает. Как будто вдох только наполнит мои легкие дымом — жаром, который сожжет меня изнутри. У меня перехватило дыхание, запертое в легких.

Я тяну металл чуть сильнее.

— Скажи мне, что ты понял. Скажи мне, что ты знаешь, что это не твоя вина, и я позволю тебе прийти к оргазму.

Волна силы омывает мои кости. Я заставлю его увидеть правду, правду, которая всегда была прямо перед ним. Что он наказывал себя за вещи, в которых не был виноват, чтобы справиться с причиняемой ими болью.

Вместо того, чтобы обвинять мир, как и все мы, Рук всегда выбирал себя.

— Бля, — говорит он, опуская голову, так что он смотрит на меня.

Его грудь постоянно расширяется и опускается. Я вижу глубоко укоренившуюся в нем хрупкость, о которой я всегда знала. Ту самую, которую он так отчаянно пытается задушить и морить голодом, пока она не умрет. Сейчас он хрупкий кусок стекла. Если бы я сжала его слишком сильно, он мог бы расколоться в моей хватке, расщепив меня своими зазубренными краями.

И дело в том, что я бы позволила ему.

Я разрезала себе пальцы, пока ладони не стали мокрыми, просто чтобы собрать осколки. Просто чтобы я могла помочь ему собрать все обратно. Я сделаю для него все, даже если это будет означать причинение вреда себе.

Он был моим богом огня.

И я живу, чтобы гореть для него.

— Хочешь продолжения, Рук? — я поднимаю бровь, опасно приближаясь к кончику его члена.

Я чувствую, как он дергается.

— Да, детка, пожалуйста. Мне нужно… — он задыхается от стона, от которого вибрирует все его тело. — Пожалуйста, позволь мне.

— Позволю, — бормочу я, — Я хочу, чтобы ты кончил, малыш. Просто скажи мне правду. Скажи мне, что ты знаешь.

Всю мою жизнь эта сокрушительная тяжесть одиночества давила на мою душу. Вынося годы одиночества, хотя я была окружена людьми. Бремя одиночества, когда я могу полагаться только на себя, так долго удерживало меня под водой.

Я почти забыла, каково это дышать.

Такова была сила одиночества на человеке. Это заставляет тебя так отчаянно нуждаться в человеческом контакте, в душе, за которую можно цепляться.

И здесь, с ним, я знаю, как дышать. Впервые я знаю, что значит быть желанной. Все, что я хочу сделать, это вдохнуть его. Вдохнуть в легкие только его, пока это все, что останется.

— Это… — он скрипит зубами, — Я знаю, что это не моя вина. Я знаю, что ни в чем не виноват.

— Хороший, хороший мальчик, — я мурлычу, немного ухмыляясь словам, которые я употребила, возвращая рот к его стволу.

Я двигаю рукой вверх и вниз, концентрируясь на кончике, вращая языком. Его хватка на моем затылке усиливается, и я чувствую, как его бедра поднимаются в мой рот, заставляя себя протискиваться к моему горлу.

Мы снова находим наш ритм, и вскоре он громко стонет мое имя, а я глотаю все, что он дает. Слегка соленый вкус проникает в мое горло, не успокаивая мою жажду к нему.

Я отстраняюсь, тяжело дыша, и вытираю слюну со рта тыльной стороной ладони, падая на заднюю часть ног. Наблюдая за тем, как он успокаивается с момента кульминации.

Жар пронзает мое сердце, когда он смотрит мне в глаза, левая сторона его рта слегка приподнимается.

— Моя очередь, но, как ты сказала, — говорит он, — Тебе придется довериться мне.

Он стоит в полный рост; полотенце падает на пол, и я смотрю на него, любуясь изгибами его тела. Когда он тянется ко мне, я позволяю ему помочь мне подняться с пола. Только для того, чтобы Рук развернул меня и прижал к кровати, а моя задница свисала с края.

Я чувствую, как его пальцы скользят по моему позвоночнику сквозь ткань рубашки. Мое лицо гоняется за прохладной тканью одеяла, нуждаясь в облегчении от жара, который течет по моим венам.

— Сними штаны. Мне нужно кое-что захватить, но оставь трусики. Я хочу сам снять их с тебя, — бормочет он, оставляя поцелуй на моем затылке, прежде чем пойти в ванную.

— Ты собираешь коллекцию моего нижнего белья, Ван Дорен? — спрашиваю я, имея в виду пару пропавших без вести трусиков из театра, высвобождаясь из штанов и отшвыривая их через всю комнату, когда они спадают с ног.

— Может быть.

Мне нравилась мысль, что он так же одержим мной, как я им. Я хотел, чтобы мы ели, спали и дышали друг другом. Пара, которая по своей сути стала раздражать тем, как мы были без ума друг от друга.

Я хотела быть стыдливо влюбленной в него всю оставшуюся жизнь.

Когда он возвращается, я нахожусь в том же положении, в котором он меня оставил. Свисаю с края кровати, моя задница в воздухе к нему.

Его рука скользит по моей бедренной кости, притягивая меня ближе к его телу. Его пальцы играют с материалом моих трусиков, прежде чем стянуть их.

— Ты доверяешь мне, Сэйдж? — он спрашивает, басы его голоса бьют аккорд глубоко внутри меня.

— Всегда, — бормочу я, нуждаясь в нем так же, как и в человеке.

— Хорошо, — его рука скользит по внутренней части моего бедра, заставляя меня шире раздвинуть ноги для него, — Потому что то, что я собираюсь сделать, будет чуть-чуть не приятным. Но потом все узнают, что ты моя. Пондероз Спрингс, судьба, не будет вопроса о том, кому ты принадлежишь, ЛТ.