Правда, которую мы сжигаем

Она была слишком хороша для этого мира, слишком чиста, и жизнь поглотила ее своими мерзкими, гнилыми зубами.

Мне нужна более сильная травка.

Мне нужно что-то еще, чтобы выбросить меня из головы.

Забывать.

Я прохожу мимо других столов и мимо дыма, толкаю входную дверь только для того, чтобы быть встреченным холодным дождем, падающим тяжелыми каплями.

— Чертовски фантастика, — ругаюсь я, зная, что дождь будет ощущаться как пули на моем теле, когда я иду домой, даже сквозь одежду.

Накинув капюшон на голову, я бегу через улицу к тому месту, где припарковался. Я выхожу на тротуар и мгновение смотрю налево, прежде чем начать идти в противоположном направлении.

Мое тело сталкивается с другим, мое внимание приковано к человеку, с которым я столкнулся, потому что я не обращал внимания.

— Дерьмо, — ворчу я, глядя вниз и видя, что некоторые вещи выпали из сумочки.

Трава заставляет меня немного смеяться, когда я наклоняюсь, чтобы помочь ей. Я достаточно мил, чтобы быть вежливым, но все еще способен убивать людей.

Какая ирония.

Мои пальцы тянутся к нескольким случайным предметам — гигиенической помаде, адвилу и красному камню.

Но она останавливает меня, ее мокрые коричневые сапоги стучат друг о друга, когда она поднимает руку ко мне, молча прося меня прекратить мои действия.

— Как далеко ты готов отправиться во тьму, прежде чем увидишь, что там не осталось ничего хорошего?

Я отшатываюсь, нахмурив брови.

— Хм?

— Дьявол, — говорит она чуть громче, подбирая три карты, выпавшие из ее вещей на мокрый бетон. — Ты позволил миру сесть на твои плечи, дорогой, превратив себя в этот образ, потому что они этого хотели, но этого ли ты действительно хочешь? Это ты?

Она протягивает карту, украшенную золотом и черным, в центре которой изображен мужчина с рогами на обваливающемся троне.

Путаница терзает мой обкуренный разум, пока я не замечаю витрину магазина, из которой она выходила. Неоновая вывеска гласит: «Духовная Троица». Гадание по ладони, Таро, духовные потребности.

Я снова смотрю на ее белокурые, завитые волосы, выглядывающие из-под ее шапочки, и на ее остроумные глаза, которые, кажется, точно знают, как я отреагирую на то, что она мне сказала.

— Я не плачу за экстрасенсорное чтение, — бормочу я, подбирая остальные ее вещи, прежде чем отступить, готовый оставить ее сумасшедшую задницу в покое.

— Я не могу помочь, с кем или о ком говорят карты. Они не спрашивают — они предупреждают тебя.

Есть ли у меня на лбу табличка с надписью «Навязывайте вашу религию и духовность»?

— Ну, вы можете сказать им, что меня не интересует то, что они говорят. Может быть, вам стоит держать эти вещи при себе, да? Я не должен был развлекаться этим. Я не хочу им быть.

Я смотрю на нее сверху вниз. Шаль плотно обернута вокруг ее плеч, она стоит под дождем, не обращая на него внимания.

— Упрямый мальчик, — она выгибает бровь. — Говорю тебе, верховная жрица, — она постукивает по карте в середине, — идет за тобой. Ты можешь бежать так далеко, пока не окунешься с головой в свое прошлое. ятебе придется столкнуться с ней, с этой болью, с этой душевной болью. Скоро. Сокрытие этого только еще больше закапывает тебя в могилу. Встреча с ней может дать тебе необходимое искупление.

Как, черт возьми, я оказался здесь? Какого черта меня притягивает такое дерьмо?

Мой желудок горит от раздражения.

Я достаточно слышу об этом дома, просто в другой форме.

Духовность, религия. То же самое и с их самосбывающимися пророчествами. Оно не используется во благо или для помощи людям, просто для контроля над умами для того, чтобы держать людей в узде.

Оно было создано, чтобы напугать людей и заставить их следовать правилам, которых они бы не соблюдали, если бы не боялись большого человека в небе.

Она придет за тобой? Ты чертовски шутишь надо мной.

— Я закончил с этим, — я отворачиваюсь от ее глаз, кладу руки на мотоцикл и перекидываю ногу через сиденье.

Очевидно, она не получила памятку, потому что следует за мной, идя рядом.

— Мне не нужна твоя колдовская чушь. Я не куплюсь на это, — говорю я чуть сильнее, чтобы донести свою точку зрения. Я дергаю шлем через голову, возясь с ремнями.

— И я не продаю ее, — спокойным движением она протягивает ко мне последнюю карточку вместе с визиткой, бросая обе мне на колени.

— Десять мечей, малыш. Если ты не переосмыслишь путь, по которому идешь, приготовься к болезненному финалу. Полный потерь, предательства — это будет жестоко и противно. Ты не выберешься. Принимай их с осторожностью, и если ты когда-нибудь исцелишься от того, что сделала с тобой религия, приходи и дай мне прочитать твою ладонь. У меня такое чувство, что у тебя есть отличная история, которую ты можешь рассказать.

Потом она ушла, как будто она не только что вылила на меня какой-то психоделическое конское дерьмо, ушла под дождем, ее сапоги цокали, когда она исчезала.

Я смотрю на свои колени.

На одном белом прямоугольнике напечатано ее имя и номер телефона.

Блисс Сент-Джеймс.

И та, что рядом с ней, такая же черно-золотая, как и другие карты.