Правда о Бэби Донж

— Предпочитаю с ним не встречаться.

Поставив машину в гараж, дверь которого он не прикрыл, и вернувшись к зонту, Франсуа увидел, что Жанна облокотилась на шлагбаум, а Мими уже сидит за рулем открытого автомобильчика; поместившийся рядом дог казался на голову выше хозяйки.

Гостью угощали аперитивом, и взгляд Франсуа машинально задержался на хрустальных бокалах непривычной и утонченной формы. Ото льда они слегка запотели. В жидкости приятного красного цвета плавали ломтики лимона.

Жанна подошла к деверю и непринужденно протянула руку.

— Здравствуй, Франсуа. Как себя чувствуешь?

— Здравствуй, Жанна. А дети где?

— Отправила их с Мартой к Четырем елям. Скоро вернутся.

Она снова опустилась в шезлонг. Когда Жанна на ногах, она проявляет неуемную энергию; отдыхая — инстинктивно, как животное, принимает лежачее положение.

— Мадмуазель Ламбер не пожелала встретиться со мной?

— Бедняжка просто удрала. Ты, кажется, был с ней ужасно груб.

Франсуа сидел почти на том же месте, что в воскресенье большой драмы. Он налил себе в бокал аперитив и пил медленно, с удовольствием, обводя дом, парк, стол, зонт неторопливым, глубоким, чуть ли не чувственным взглядом. Эту непривычную сентиментальность порождала в нем, вероятно, слабость. Только что по дороге ему так не терпелось поскорее приехать, увидеть белую ограду и красную крышу Каштановой рощи, что его руки судорожно сжимали руль.

— Мне хотелось бы поговорить с ней.

Нескладная эта Мими. В городе ее зовут Дылдой. Сколько ей сейчас? Тридцать пять? По правде говоря, она — женщина без возраста. И такой была всегда: высоченная, крепко сбитая, почти мужские черты лица, низкий голос. Носит только английские костюмы, усугубляющие ее мужеподобность, а у себя в «Мельнице», где разводит догов, не вылезает из бриджей и сапог.

Если приезжие, прочитавшие в «Сельской жизни» объявление о питомнике в «Мельнице», спрашивают, как туда проехать, местные жители не без иронии отвечают:

— Езжайте — не заблудитесь. Дом — посередине моста.

У Мими Ламбер все оригинально: ее повадки, дом, ни с того ни с сего построенный на мосту чуть ниже города, огромные псы, с которыми она разъезжает в слишком маленькой машине, обстановка и быт.

— Могу я узнать, что ей понадобилось?

— Конечно, можешь. Она такая же, как все. Люди немыслимо глупы! Вот и Мими вообразила, что имеет какое-то отношение к случившемуся.

Жанна приподняла голову и посмотрела на молчавшего деверя.

— Ты слушаешь?

— Не обращай внимания на мой вид. Я слушаю и обдумываю твои слова.

— Она говорила мне вещи, которых я не поняла: я ведь до сих пор не в курсе того, что произошло. Мими сетовала, что должна была не обращать внимания на твое поведение и по-прежнему встречаться с Беби. Ты вправду был груб с ней?

Да, вправду. Мими Ламбер влюбилась в Беби. Влюбилась до такой степени, что злые языки утверждали, будто это отнюдь не обычная дружба между двумя женщинами.

Франсуа не был ревнив. Просто уверенность, что, войдя к жене, он в любое время дня застанет там Дылду, расположившуюся, как дома, выводила его из себя. Хозяина она еле удостаивала кивка. Ему давали понять, что он лишний. Разговор сразу прекращался. Обе ждали, когда Франсуа уйдет. Если он высказывал намерение остаться, мадмуазель Ламбер поднималась, целовала Беби в лоб.

— Ну что ж, до завтра, душечка. Я привезу тебе, что обещала.

После ее ухода Франсуа осведомлялся:

— Что она тебе обещала?

— Ничего. Тебе это неинтересно, — неизменно отвечала Беби.

Так тянулось года, наверно, четыре. Спальня Беби пропахла чужими папиросами.

Однажды, с полгода назад, Франсуа проявил меньше терпимости, чем обычно. Вернее, поступил так, как действовал во многих случаях. Месяцы, даже годы спускал человеку все. Потом терпение его внезапно лопалось, он взрывался и тут уж бывал беспощаден.

В тот раз — дело было в Каштановой роще — Франсуа устал после недели напряженной работы, ему хотелось почувствовать себя дома. Он холодно, жестко посмотрел на мадмуазель Ламбер, расположившуюся в спальне Беби, словно у себя в комнате, и с бесстрастным видом, которого так боялись его служащие и рабочие, отчеканил:

— Вас не затруднит, мадмуазель Ламбер, оставлять меня иногда наедине с женой?

Она ушла, не пикнув, забыв даже сумочку, за которой прислала на следующий день. Больше мадмуазель Ламбер в Каштановой роще не видели.

— Продолжать? Тебе не скучно?

— Пожалуйста, продолжай.

— Я говорила, но ты меня больше не слушал, что Мими Ламбер — женщина не злая, только, по-моему, излишне романтичная, как большинство старых дев. Она пришла, по ее выражению, исповедаться: это, мол, для нее вопрос совести. Ее дружба была для Беби больше, чем поддержкой. Погоди, как она точно сказала? Ее дружба придала жизни Беби смысл. При этих условиях из-за оскорбления, нанесенного к тому же мужчиной, она была не вправе оставлять Беби одну. Почему ты смеешься?

— Я не смеюсь. Продолжай.