Правда о деле Гарри Квеберта

Моя Нола, милая Нола, Нола, моя любовь, что ты наделала? Зачем хотела умереть? Из-за меня? Я люблю тебя, люблю больше всего на свете. Не покидай меня. Если ты умрешь, я умру. Все, что мне нужно в жизни, Нола, это ты. Четыре буквы: Н-О-Л-А.

— Где ты это нашла? — спросил Роберт.

— Ха! У этого недоноска Гарри Квеберта!

— Ты украла это у него дома?

— Ничего я не украла! Я воспользовалась! Я так и знала! Он мерзкий извращенец, у него стоит на пятнадцатилетнюю девчушку! Меня тошнит! Меня сейчас вырвет! Слышишь, Боббо, меня вырвет! Гарри Квеберт влюбился в девочку! Это незаконно! Он просто свинья! Свинья! Подумать только, он торчал в «Кларксе», только чтобы таращиться на нее, да! Он ходит в мой ресторан таращиться на груди несовершеннолетней!

Роберт несколько раз перечитал текст. Сомнений не было: это были слова любви, написанные Гарри. Слова любви к пятнадцатилетней девочке.

— Что ты с этим будешь делать? — спросил он супругу.

— Понятия не имею.

— Заявишь в полицию?

— В полицию? Нет, мой Боббо. Не сейчас. Не хочу, чтобы все знали, что этот преступник Квеберт предпочитает какую-то соплячку нашей чудесной Дженни. А кстати, где она? У себя в комнате?

— Представь себе, не успела ты уйти, как явился этот молодой полицейский, Тревис Доун, пригласить ее на летний бал. Они уехали ужинать в Монберри. Так что Дженни нашла себе другого кавалера для бала, может, это некрасиво, но…

— Некрасиво, некрасиво! Это ты некрасивый, бедный Боббо! Так, а теперь катись отсюда! Мне надо где-то спрятать этот листок, и никто не должен знать где.

Боббо покорно встал и пошел дочитывать газету на крыльцо. Но читать не смог: мысли его крутились вокруг открытия, сделанного женой. Гарри, великий писатель, писал слова любви к девочке, вдвое моложе его. К милой малышке Ноле. Очень неприятно. Может, надо предупредить Нолу? Сказать ей, что у Гарри странные наклонности, что он даже может быть опасен? Или заявить в полицию, чтобы его осмотрел врач и назначил лечение?

Через неделю после этой сцены состоялся летний бал. Роберт с Тамарой сидели в углу зала и потягивали безалкогольный коктейль, когда среди гостей вдруг появился Гарри Квеберт. «Смотри, Боббо, — прошипела Тамара, — вот он, извращенец!» Они какое-то время следили за ним; Тамара продолжала извергать проклятия — вполголоса, чтобы слышал только Роберт.

— Что ты будешь делать с этим листком? — наконец спросил Роберт.

— Не знаю. Но что точно, так это что я для начала заставлю его заплатить все, что он мне должен. У него долга больше чем на пятьсот долларов!

Гарри, казалось, чувствовал себя не в своей тарелке; он выпил в баре для храбрости и направился в сторону туалета.

— Гляди, в сортир идет, — сказала Тамара. — Гляди, Боббо, гляди! Знаешь, что он сейчас будет делать?

— По-большому сходит?

— Да нет же, будет начищать свою палку, воображая себе эту девочку!

— Что-о?

— Умолкни, Боббо, ты трещишь без умолку, не хочу больше тебя слушать. И сиди здесь, ясно?

— Куда ты?

— Сиди и не двигайся. И полюбуйся на мою работу.

Тамара поставила стакан на высокий столик и тайком прокралась в туалет, куда только что зашел Гарри Квеберт. Через несколько секунд она вышла оттуда и поспешно вернулась к мужу.

— Что ты там делала? — спросил Роберт.

— Помолчи, я тебе сказала! — рявкнула на него жена, вновь беря в руки стакан. — Помолчи, а то нас застукают!

Эми Пратт объявила начало ужина, и приглашенные начали медленно стекаться к столикам. В эту минуту из туалета вышел Гарри — перепуганный, потный — и смешался с толпой гостей.

— Смотри, удирает как заяц, — прошептала Тамара. — Ишь как испугался.

— Но что ты сделала-то? — опять спросил Роберт.

Тамара улыбнулась, незаметно вертя в руке тюбик губной помады, которым только что писала на зеркале в туалете. Она ответила только:

— Скажем так, оставила ему небольшое послание, он его долго будет помнить.

* * *

Сидя в углу зала в «Кларксе», я в изумлении слушал рассказ Роберта Куинна.

— Значит, надпись на зеркале — дело рук вашей жены?

— Да. Гарри Квеберт превратился у нее в навязчивую идею. Она только и говорила, что про этот листок, заявляла, что разделается с Гарри всерьез. Говорила, что скоро все газеты выйдут с заголовками: «Великий писатель — великий извращенец». В итоге она поговорила с шефом Праттом. Недели через две после бала. Все ему рассказала.

— Откуда вы знаете? — спросил я.

Он ответил не сразу:

— Знаю, потому что… мне Нола сказала.

Вторник, 5 августа 1975 года