На рассвете 30 августа 1975 года перед домом 245 по Террас-авеню остановилась машина. Лютер Калеб приехал попрощаться с Нолой. Он был в смятении. Он уже не понимал, любили они друг друга или ему это только приснилось; не знал, действительно ли они писали друг другу все эти письма. Но он знал, что Нола и Гарри решили сегодня сбежать. Он тоже хотел уехать из Нью-Гэмпшира, сбежать подальше, подальше от Стерна. Мысли его путались: человек, вернувший ему вкус к жизни, оказался тем же, кто эту самую жизнь ему поломал. Это был кошмарный сон. Но теперь ему было важно одно: завершить историю любви. Он должен был передать Ноле последнее письмо. Он написал его почти три недели назад, в тот день, когда услышал, как Гарри и Нола говорят об отъезде. Он поскорей закончил книгу и даже отдал оригинал рукописи Гарри Квеберту: ему хотелось знать, имеет ли смысл ее публиковать. Но теперь ничего не имело смысла. Он даже решил не забирать назад текст. У него оставалась машинописная копия, он красиво переплел ее, для Нолы. В тот день, в субботу, тридцатого августа, он положил в почтовый ящик Келлерганов свое последнее письмо и рукопись — чтобы Нола не забывала его. Какое название дать этой книге? Он не знал. Книги никогда не будет, к чему ей заглавие? Он лишь написал на обложке, желая ей счастливого пути: «Прощай, милая Нола».
Припарковавшись на улице, он ждал восхода солнца. Ждал, когда она выйдет. Он просто хотел убедиться, что книгу найдет она, а не кто-то другой. С тех пор как они стали переписываться, почту всегда вынимала она. Он ждал; старался, как мог, не попасться никому на глаза: никто не должен его увидеть, особенно эта скотина Тревис Доун, иначе он ему устроит веселье. Хватит с него побоев, на всю жизнь натерпелся.
В одиннадцать она наконец вышла из дому. Как всегда, огляделась по сторонам. Она так и светилась счастьем. На ней было восхитительное красное платье. Она кинулась к почтовому ящику, улыбнулась, увидев письмо и пакет. Поскорей прочитала письмо и вдруг зашаталась. И в слезах убежала в дом. Они не уедут вместе, Гарри не будет ждать ее в мотеле. Его последнее письмо было прощальным.
Она укрылась в своей комнате и в горе упала на кровать. Почему? Почему он ее отвергает? Зачем он уверял ее, что они всегда будут любить друг друга? Она пролистала рукопись: что это за книга, ведь он никогда о ней не говорил? Слезы капали на бумагу, оставляя пятна. Это были их письма, в книге были все их письма, и последнее тоже, им книга и кончалась: он с самого начала ей лгал. Он не собирался бежать с ней. Она так плакала, что у нее заболела голова. Ей было так плохо, что хотелось умереть.
Дверь тихонько открылась. Отец услышал, что она плачет.
— Что случилось, моя дорогая?
— Ничего, папа.
— Не говори «ничего», я прекрасно вижу: что-то случилось…
— Папа! Мне так грустно! Так грустно!
Она бросилась преподобному на шею.
— Не подходи к ней! — вдруг крикнула Луиза Келлерган. — Она недостойна любви! Не подходи к ней, Дэвид, слышишь?
— Перестань, Нола… Не начинай опять!
— Замолчи, Дэвид! Ты жалок! Ты не способен действовать! Теперь мне придется закончить работу самой!
— Нола! Небом тебя заклинаю! Успокойся! Успокойся! Я тебе больше не позволю себя обижать.
— Оставь нас, Дэвид! — взорвалась Луиза, резко оттолкнув мужа.
Он бессильно отступил в коридор.
— Поди сюда, Нола! — кричала мать. — Поди сюда! Вот я тебе покажу!
Дверь закрылась. Преподобный Келлерган окаменел. Он мог только слышать через стену, что происходило внутри.
— Мама, пожалей меня! Перестань! Хватит!
— Нет уж, получай! Вот что делают с девочками, которые убили свою мать.
Преподобный бросился в гараж и включил проигрыватель на полную громкость.
Весь день в доме и вокруг гремела музыка. Прохожие неодобрительно поглядывали на окна. Некоторые обменивались понимающими взглядами: все знали, что происходит в доме Келлерганов, когда там звучит музыка.
Лютер не тронулся с места. Сидя за рулем «шевроле», незаметного среди машин, рядами выстроившихся вдоль тротуаров, он не сводил глаз с дома. Почему она плачет? Ей не понравилось письмо? А книга? Она ей тоже не понравилась? Почему слезы? Ведь он так старался. Он написал ей книгу о любви, от любви не надо плакать.
Он ждал до шести часов. Он не знал, то ли ему ждать, пока она выйдет снова, то ли позвонить в дверь. Он хотел ее видеть, сказать ей, что не надо плакать. И тут увидел, как она появилась в саду — вылезла через окно. Оглядела улицу, проверяя, не видел ли ее кто, и, таясь, пошла по тротуару. Через плечо у нее висела кожаная сумка. Потом она побежала. Лютер включил мотор.
Рядом с ней остановился черный «шевроле».
— Лютер? — удивилась Нола.
— Не плафь… Я профто прифел тебе фкавать, фто не надо плакать.
— О, Лютер, случилась такая грустная вещь… Увези меня! Увези!
— Куда ты идефь?
— Подальше от всех.
Не дожидаясь ответа Лютера, она уселась на переднее сиденье.
— Вези меня, мой славный Лютер! Мне надо попасть в мотель «Морской берег». Не может быть, что он меня не любит! Мы любим друг друга так, как никто никогда не любил!