Правда о допетровской Руси

Вызов развитых стран Европы и множество реакций, множество разнообразных ответов на этот вызов — от восторженного стремления немедленно сбрить бороду и перейти в лютеранство до истерической жажды самоизоляции, — вот еще чем обернулся XVII век.

И нам пора попытаться понять: действительно, а нужно ли было вообще «идти на выучку к немцам»? Или, может быть, Московия уже и так шла в правильном направлении, и заграничные учителя были бы ей только вредны?

Часть II Эпоха больших перемен

Участник семинара:

— Петр европеизировал Россию…

B. C. Библер:

— Перестаньте европеизировать Европу!

Подлинный диалог

Глава 1. А приписывали Петру…

Все, что приписывается «гению Петра», появилось в России XVII века, а то и раньше. Скажем, иностранных мастеров для строительства каменных храмов в Кремле приглашали еще в XV веке, после того как рухнул полувозведенный Архангельский храм. Что поделать, если у московитских мастеров не было опыта каменного строительства? Итальянцы же оставались чуть ли не самыми лучшими каменщиками Европы, их артели расходились по всей Германии, Великобритании и Скандинавии; приглашали их совсем не в одну только Московию.

А XVII век с самого Смутного времени — классическое время заимствований из Европы; время, когда эти заимствования идут сплошным потоком и не всегда можно различить прямые заимствования иноземного опыта и изменения русского опыта под влиянием западных образцов. Вот, скажем, уже в конце XVI века появляется русская «парсуна». Само слово, искаженное греческое «персона», то есть «личность», показывает, что явление не привезено с латино-германского Запада, а развивалось в России самостоятельно и, скорее всего, из иконописных традиций (все же греческий язык — язык Церкви, религии).

Первые парсуны — это портреты царя Федора Ивановича (умершего в 1598 году) и воеводы князя Михаила Васильевича Скопина-Шуйского, отравленного в 1606 году. Обе эти парсуны исполнены на липовых досках, покрытых слоем костяной твердости алебастра, в иконописной манере — традиции иконописи еще очень сильны.

Но уже здесь ясно видны попытки художника изобразить узнаваемое, со своими индивидуальными чертами лицо. Изображения реальных исторических деятелей появлялись в русской иконописи и раньше, но индивидуальные черты, реальные детали стирались в символических, идеализированных образах. То были иконы, написанные о реальных людях; теперь перед нами портреты, в исполнении которых сказывается иконописная традиция, и только.

Весь XVII век в иконописи идет постепенное отступление от канона, и священники относятся к этому вполне спокойно, без каких-либо треволнений… Не говоря уже о преследованиях за «ересь».

В такой известной иконе Симона Ушакова, как «Великий архиерей», написанной для церкви Троицы в Никитниках (1656–1657), появляются элементы реализма, явные отступления от канона. Художник даже пытается передать реальную форму глаза со слезничками и с ресницами… Можно спорить, насколько у него это получается, но важен ведь сам факт — Церковь приняла эту икону! Признала ее священным предметом, поместила в здании церкви…

Так же постепенно идет и превращение иконописца в художника. Симон Ушаков уже не анонимен, как анонимны даже гениальные русские иконописцы XV–XVII веков. В XVII веке вообще известны многие живописцы, причем они вовсе не скрываются от церковных или светских властей, не особо с ними конфликтуют, уважаемы населением… И порой делают высказывания, от которых не отказался бы и иной сподвижник Петра.

Как, например, Иосиф Владимиров, по мнению которого лишь правдивое следование натуре позволит художнику создать ценное произведение. Потому надо знакомиться с достижениями Европы, с «майстротой иностранных художеств»… Так сказать, для самосовершенства.

Еще более известен Симон Ушаков, вся жизнь которого приходится на допетровскую эпоху (1626–1686). Очень это был разнообразный мастер: писал фрески, иконы, миниатюры, резал гравюры. И занимал он весьма высокое положение: знаменщик в Серебряной палате, с 1664 года — «жалованный изограф» в кремлевской Оружейной палате, то есть официально признанный художник, которому казна деньги за художество и платит.

Ушаков последовательно считал, что художественный образ — зеркало, отражающее истинную, горнюю красоту. «Не Бог ли убо сам и сущим естеством учит нас художеству иконописания?» То есть сам Божий мир видел художник прекрасной картиной, написанной Самим Богом. Эту (вполне реальную!) картину художник и должен перенести на полотно!

Что же до парсуны, то во второй половине XVII века это совершенно обычное явление: парсун становится очень много, особенно с 1680-х годов. Мы знаем много изображений людей того времени: царя Федора Алексеевича (с затаенной улыбкой, словно бы смотрящий внутрь самого себя), Натальи Кирилловны и Льва Кирилловича, сделанные в эпоху, когда она воспитывалась в доме Матвеева.